Советский ревизионизм и Апрельская (1978 г.) революция в Афганистане

Под прицелом американского империализма с самого начала была и афганская революция, свершившаяся 27 апреля 1978 г. По существу, с первых же дней революции афганский народ столкнулся с внешней агрессией, направлявшейся из Вашингтона, с грубым вмешательством извне в свои внутренние дела. Американский рывок в Афганистан ставил своей целью установление стратегического контроля США над этой страной, необходимого для удержания позиций Вашингтона районе Аравийского моря и Персидского залива. Это стало в особенности очевидным после потери США своего господства в Иране.
В своей экспансионистской политике в отношении Афганистана американцы шли по кровавым следам британского империализма. В течение всего XIX столетия английские колонизаторы тщетно пытались покорить первое централизованное государство на территории Афганистана - Дурранийскую державу, образовавшуюся в середине XVIII столетия. Англичане развязали против афганского государства войны 1832-1842 гг. и 1878-1880 гг., однако каждый раз встречали мужественное сопротивление народа. Кабальные договоры 1879 г. и 1893 г., которые Англии все же удалось навязать Афганистану, устанавливали контроль над внешней политикой страны, что серьезно затормозило ее дальнейшее развитие. Еще в 1876 г. английские колонизаторы захватили приморскую провинцию Белуджистан, находившуюся в вассальной зависимости от афганских эмиров. В результате Афганистан лишился выхода к морю. В ноябре 1893 г. эмиру Афганистана была навязана так называемая "линия Дюранда" (по имени секретаря по иностранным делам британской колониальной администрации в Индии), которая определяет современную государственную границу между Афганистаном и Пакистаном и которая искусственно разделяет белуджей и пуштунов на территориях этих государств. Возникла "пуштунская проблема" , ибо "линия Дюранда" вывела из политической юрисдикции Кабула территорию на которой проживало несколько миллионов пуштунов (тогда - свыше одной трети афганского населения).
В 1919 г. к власти в Афганистане пришел Аманулла-хан, который провозгласил независимость страны (28 февраля 1919 г.). Первой страной, которая признала независимость Афганистана и в том же году установила с ним дипломатические отношения была молодая Советская Россия. В.И. Ленин дважды принимал представителей специальной афганской миссии, прибывшей в Москву в октябре 1919 г. с целью установления дружественных отношений между двумя странами.
В ответ на провозглашение независимости Афганистана Англия сразу же развязала против него третью войну, однако отпор захватчиками со стороны афганского народа заставил ее уже в августе 1919 г. подписать с Афганистаном предварительный мирный договор, по которому она признала независимость афганского государства. Окончательный мирный договор с Афганистаном Англия подписала лишь в ноябре 1921 г.
Между тем, 28 февраля 1921 г. в Москве между РСФСР и Афганистаном был подписан Договор о дружбе. В послании В.И. Ленина эмиру Афганистана Аманулла-хану (апрель 1921 г.) по этому поводу отмечалось: "Российское Советское правительство и Высокое Афганское государство имеют общие интересы на Востоке, оба государства ценят свою независимость и хотят видеть независимыми и свободными друг друга и все народы Востока. Оба государства сближают не только вышеуказанные обстоятельства, но и в особенности то, что между Афганистаном и Россией нет вопросов, которые могли бы вызвать разногласия и набросить хотя бы тень на русско-афганскую дружбу. Старая империалистическая Россия исчезла навсегда, и северным соседом Высокого Афганского государства является новая Советская Россия, которая протянула руку дружбы и братства всем народам Востока и афганскому народу в первую очередь". В послании выражалась уверенность в том, что "независимость Высокого Афганского государства ни силой, ни хитростью никем не будет поколеблена"335.
В 1931 г. в Кабуле между Афганистаном и СССР был подписан Договор о нейтралитете и взаимном ненападении, который способствовал дальнейшему укреплению советско-афганских отношений, и, вместе с тем, затруднял планы империалистических государств по использованию территории Афганистана для организаций диверсий и подготовки военного нападения на СССР. Договор продлевался в 1936, 1955 и 1965 годах. В декабре 1975г. подписанным в Кабуле Протоколом действие Договора было продлено на 10 лет с автоматическим продлением на 5-и летние периоды при обоюдном согласии сторон. Договоры 1921 и 1931 гг. заложили прочную основу дружбы и добрососедства между двумя странами и народами.
К началу 70-х годов Афганистан оставался одной из самых бедных и отсталых стран мира. В государстве с 15,5 - миллионным населением действовало всего 75 учебных заведений и насчитывалось лишь 800 врачей. 90% населения было неграмотным. В стране имелось немногим более 300 промышленных предприятий с общей численностью фабрично-заводских рабочих 44 тыс. человек, в основном имевших дело с первичной обработкой сельскохозяйственного сырья. Крестьянство находилось в полурабской зависимости от местных феодалов, племенных вождей и ростовщической буржуазии. Женщины были лишены элементарных прав. По своему общественному строю Афганистан к тому времени являлся конституционной монархией. Высшая законодательная и исполнительная власть принадлежала главе государства - королю Мухаммеду Захир Шаху (с 1933 г.). Король назначал премьер-министра и членов правительства, однако, в отличии от иранского шаха, он не мог ни распустить парламент, состоявший из двух палат (Народной джирги и Джирги старейшин), ни манипулировать им.
В 60-ые годы в Афганистане возникли первые крупные политические партии, что отражало начавшийся подъем антифеодального демократического движения в стране. 1 января 1965 г. в Кабуле, в доме писателя и публициста Нур Мухаммеда Тараки нелегально состоялся I Учредительный съезд Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА). На первом пленуме ЦК Нур Мухаммед Тараки, известный к тому времени своим активным участием в молодежном демократическом движении, был избран Генеральным секретарем ЦК партии, а Бабрак Кармаль - Секретарем ЦК. Принятая съездом программа партии предусматривала сплочение всех прогрессивных, патриотических и национальных сил стран под руководством НДПА для борьбы за победу антифеодальной, антиимпериалистической национально-демократической революции. В Уставе НДПА отмечалось, что партия "представляет собой авангард трудящихся классов и высшую форму политической организации рабочего класса Афганистана" , что она основана "на принципах марксизма-ленинизма и добровольном союзе передовых и сознательных масс Афганистана - рабочих, крестьян, ремесленников и интеллигенции" 336.
В условиях отсутствия в стране зрелого рабочего класса НДПА сосредоточила внимание на идейно-политической работе среди демократической части интеллигенции и патриотически настроенных офицеров. Партия стремилась сочетать нелегальные и полулегальные методы борьбы с парламентской деятельностью. Осенью 1965 г. она открыто приняла участие в парламентских выборах и провела в Народную джиргу (нижнюю палату парламента) четырех делегатов, в том числе Б. Кармаля.
Уже на I Учредительном съезде НДПА в партии дали о себе знать два течения. Н.М. Тараки и его сторонники считали, что народно-демократический режим, который будет установлен в стране после уничтожения феодальных и дофеодальных отношений должен послужить переходом к построению социализма. При этом они рассчитывали получить поддержку и помощь со стороны Советского Союза и других социалистических стран. Б. Кармаль и его сторонники, напротив, конечную цель движения видели в уничтожении феодальных отношений и построении "демократического общества" . В отличие от Н.М. Тараки, считавшего главным методом борьбы революционный захват власти, Б. Кармаль рассматривал парламентскую форму борьбы как наиболее эффективную.
Вскоре после съезда в НДПА произошел, фактически, организационный раскол. Сторонники Н.М. Тараки тесно группировались вокруг центрального органа партии - газеты "Хальк" ("Народ" ). Сторонники же Б. Кармаля демонстративно вышли осенью 1966 г. из состава ЦК и в 1968 г. стали издавать свою собственную газету - "Парчам" ("Знамя" ). С тех пор Н.М. Тараки рассматривал парчамистов не иначе как отколовшуюся от партии группировку, что, впрочем, не мешало последним настаивать на продолжении своей принадлежности к НДПА.
Обстоятельственный анализ социального состава халькистов и парчамистов содержится в изданной еще в советское время книге "Война в Афганистане" , написанной коллективом авторов под руководством кандидата исторических наук полковника Н.И. Пикова. В книге отмечается, что халькисты по своему происхождению являлись выходцами из малообеспеченных, полупролетарских и трудовых слоев общества (из семей мелких служащих, кочевников, крестьян, ремесленников), уроженцами периферийных районов. Они были более активны в политическом отношении и имели тесные связи с народом и демократическими слоями общества. Среди халькистов было больше представителей интеллигенции (в основном учителей), служащих нижних рангов госаппарата, инженерно-технических работников предприятий государственного сектора, младшего офицерского состава (особенно ВВС и танковых частей). Парчамисты же были выходцами из имущих классов и слоев (помещиков, крупных торговцев, представителей верхних эшелонов армии, обеспеченной интеллигенции, буржуазии и влиятельного духовенства), уроженцами Кабула и его предместий. В политическом отношении они были склонны к умеренности, к сползанию на либерально-реформистский путь, имели слабые связи с народом.
Большое значение имело и определенное расчленение халькистов и парчамистов по национальному признаку. Если первые были в основном "чистыми пуштунами" , то вторые - либо пуштунами из городов, подвергшимися ассимиляции со стороны таджиков, либо "чистыми таджиками" . О значении этого обстоятельства можно судить по данным этнического состава населения Афганистана в 80-ые годы: пуштуны - 9 млн. чел. (48% от общей численности населения в 15,5 млн. чел.), таджики - 3 млн. чел. (16%), хазарейцы - 2 млн. чел. (11%), узбеки - 1,5 млн. чел. (8%), туркмены - 0,5 млн. чел. (3%), прочие (белуджи и др.) - 2,6 млн. чел. (14%). (Данные - из книги А.А. Ляховского "Трагедия и доблесть Афгана" 337 ). Отметим также, что в то время большая часть халькистов обучалась в СССР, а парчамисты, как представители богатых слоев, - в основном в странах Запада.
В июле 1973 г. афганская армия совершила государственный переворот. Король Мухаммед Захир Шах был низложен (в то время он находился с визитом в Европе), монархия пала и была провозглашена республика, президентом которой стал бывший премьер-министр (в 1953-1963 гг.), двоюродный брат короля Мухаммед Дауд. Решающую роль в подготовке и осуществлении переворота сыграли офицеры и унтер-офицеры - члены и сторонники НДПА, как халькисты, так и парчамисты.
Поначалу внутренний и внешнеполитический курс республиканского режима в определенной степени учитывал требования прогрессивных и демократических сил Афганистана. На этой волне халькисты без особых оговорок, хотя и в общей форме, высказывались в поддержку Дауда, а парчамисты даже заняли несколько постов в его кабинете. Однако каких либо радикальных мер для разрешения назревших нужд народа правительство Дауда не предпринимало. Во внешней политике Афганистана при Дауде постепенно наметился и все более развивался крен к расширению и углублению отношений с США, шахским Ираном, Пакистаном и Саудовской Аравией.
Именно в период правления М. Дауда (1973-1978) США значительно расширили свое проникновение в Афганистан. Действуя заодно с шахским Ираном, Пакистаном и Саудовской Аравией, США активно использовали посулы щедрой финансовой и экономической помощи, а также свои дипломатические услуги, направленные на ослабление напряженности в отношениях между Афганистаном и Пакистаном из-за пограничного вопроса, для вовлечения Афганистана в сферу своего влияния на Ближнем и Среднем Востоке. Одновременно, они оказывали постоянный нажим на правительство Дауда с целью побудить его расправиться с прогрессивными силами, опираясь на которые Дауд, собственно, и смог прийти к власти в стране.
Совершенно очевидно, что укрепление позиций прогрессивных, демократических сил в Афганистане вызывало в Вашингтоне опасения и с точки зрения возможного влияния дальнейшего развития этого процесса на ситуацию в соседнем Иране, которая к концу 70-х годов приобретала все более критический характер. Интересы сохранения у власти в Иране проимпериалистического шахского режима требовали предотвратить всякую возможность неугодной для США дестабилизации политической обстановки в Афганистане. Решение этой задачи в Вашингтоне видели в создании на территории Пакистана баз боевиков из числа исламских организаций, оппозиционных кабульскому режиму. При этом учитывалась, что исламисты могли быть использованы для борьбы не только против прогрессивных, демократических сил Афганистана, но и в качестве рычага для разрушения отношений дружбы и сотрудничества между Афганистаном и Советским Союзом.
При содействии и помощи ЦРУ только за период 1973-1977 гг. в пакистанских секретных лагерях было подготовлено для засылки в Афганистан 6 тыс. боевиков 338. В годы нахождения у власти в Пакистане военного режима Зия-уль-Хака (1977-1988) территория этой страны стала основным плацдармом для подготовки, обеспечения оружием и заброски в Афганистан формирований вооруженной афганской оппозиции. Уже к апрелю 1978 г. на пакистанской территории находились и действовали центры двух основных фундаменталистских оппозиционных организаций: Исламской партии Афганистана под руководством Г. Хекматьяра и Исламского общества Афганистана, возглавлявшегося Б. Раббани 339 .
В преддверии Апрельской (Саурской) революции 1978 г. в Афганистане были налицо все признаки острого экономического и политического кризиса. В стране нарастало недовольство широких трудящихся масс диктаторскими методами правления Дауда, по существу продолжавшего антинародную политику династии Надиров, утвердившейся в Афганистане в 1929 г., после того как реакционным силам удалось отстранить от власти эмира Амануллу-хана. Короли этой династии: Надир Шах (1929-1933) и его сын Захир Шах (1933-1973) вызывали в народе такое же отторжение, как и шахи династии Пехлеви в Иране.
В приветственной речи на обеде в Кремле 5 декабря 1978 г. по случаю своего официального визита в СССР Нур Мухаммед Тараки назвал династию Надиров "трагическим явлением в истории Афганистана" . Он говорил: "Эта тираническая и реакционная династия, будучи марионеткой международного империализма, воплощая в себе эксплуататорскую, феодальную, аристократическую и антинародную сущность, в течение прошедших во мраке тирании и средневековья последних пятидесяти лет препятствовала политическому, экономическому, социальному, культурному, научному и идеологическому развитию Афганистана, его благородного и трудолюбивого народа… Эта династия, используя все богатства и блага государства в интересах коррумпированного меньшинства, обрекала рабочих, крестьян, интеллигенцию, всех трудящихся…на невиданные лишения. Эта династия деспотов и эксплуататоров, поддерживая прочные связи с международными силами колониализма, империализма и международной реакции, в период жестокого правления не допускала, чтобы внешняя политика проводилась и развивалась в соответствии с надеждами и интересами народа. Внешние связи нашего государства развивались в своекорыстных интересах правящей антинародной клики и империализма…, позитивное и взаимовыгодное сотрудничество Афганистана с дружественными странами, в особенности с социалистическими, прогрессивными революционными государствами трудящихся, всячески тормозилось, либо оставалось в состоянии застоя и не получало настоящего и всестороннего развития" 340.
Попытки М. Дауда и его окружения несколько разрядить обострявшуюся обстановку в стране путем провозглашения аграрной и других реформ, по существу не затрагивавших основ господства феодально-монархической династии, неизменно заканчивались крахом. В Афганистане нарастало движение крестьян за землю, за ограничение и уничтожение помещичьего землевладения. Накал классовой борьбы все более чувствовался и в армии, где среди значительной части офицеров усиливались оппозиционные настроения, вызванные попытками Дауда так или иначе избавиться от революционно-демократических элементов в ее среде.
В упоминавшейся книге "Война в Афганистане" , подготовленной авторским коллективом Института военной истории Министерства обороны СССР под руководством Н.И. Пикова обстановка в стране накануне Апрельской революции характеризовались следующим образом: "Антинародный внешнеполитический курс М. Дауда, дальнейшее ухудшение экономического положения широких народных масс и неспособность правящих кругов устранить причины острейших социальных противоречий, обострение борьбы между различными по классовому содержанию общественно-политическими силами, постепенная политическая и социальная изоляция режима, глубоко зашедшие процессы политизации армии, переход передовой части ее офицерского и унтер-офицерского состава на сторону национально-демократических сил - все что предопределило кризис власти" 341 .
В той же книге отмечается, что, хотя рабочий класс Афганистана в канун Апрельской революции находился еще в стадии становления и оставался малочисленным (промышленных рабочих было тогда в стране 110 тыс.) и хотя к тому времени он не провел самостоятельно ни одной общенациональной экономической или политической стачки, нельзя было однозначно утверждать, что рабочий класс не был способен вести массы на революцию. Авторы, на наш взгляд, вполне справедливо и обосновано подчеркивали, что, когда на повестку дня стала национально-демократическая революция, перед афганским рабочим классом открывались, в случае ее победы, широкие перспективы политического и качественного роста и на этой основе - превращения его, в результате целенаправленных усилий НДПА, в руководящую силу общества 342. При этом учитывалось, что НДПА, с самого начала объявившая себя авангардом рабочего класса и партией, строящей свою работу на основе марксизма-ленинизма применительно к конкретным условиям Афганистана, с момента своего образования в 1965г уже сумела зарекомендовать себя как достаточно влиятельная и боевая организация, использовавшая различные формы классовой борьбы от проведения стачек, демонстраций и митингов, пропаганды и агитации, в особенности в армии, до парламентской деятельности.
Важно также отметить, что к середине 1977 г. в условиях начавшихся репрессий режима против демократических сил, в НДПА укрепилась тенденция к организационному единству между халькистами и парчамистами. Этому способствовало внесение парчамистами определенных изменений в свои программные установки. Так, они заявили, что будут руководствоваться в своей деятельности, как и халькисты, - марксизмом-ленинизмом и что конечной их целью является построение социализма 343. В результате, состоялась личная встреча Н.М. Тараки и Б. Кармаля, а на проведенной 4 июля 1977 г. в Кабуле объединительной конференции было достигнуто соглашение о единстве НДПА. Стратегической целью НДПА объявлялось достижение победы национально-демократической революции, образование Демократической республики Афганистан, некапиталистический путь развития с перспективой построения социалистического общества. "Хальк" и "Парчам" вновь получали в руководящих органах партии одинаковое представительство: Н.М. Тараки был избран Генеральным секретарем ЦК НДПА, а Б. Кармаль - Секретарем ЦК 344.
После объединительной конференции НДПА заметно усилила свою деятельность среди трудящихся, в государственных учреждениях, высших и средних учебных заведениях. Формировались женская и молодежная организации. К началу 1978 г. численности НДПА достигла 20 тыс. человек 345.
Основная работа НДПА направлялась при всем этом на вооруженные силы, которым, с учетом специфики афганских условий, отводилась главная роль в осуществлении национально-демократической революции. К созданию сети партийных ячеек в армии НДПА приступила еще в 1970 г. В партийной работе в армии строго соблюдался классово-дифференцированный подход. Контакты поначалу устанавливались с рядовым, сержантским и младшим офицерским составом, а с течением времени - с военнослужащими старшего состава, командирами отдельных подразделений и частей, начальниками служб и отделов. В итоге, как пишут авторы книги "Война в Афганистане" , из орудия правящего класса, используемого им для подавления трудящихся, афганская армия еще в недрах старого общества "превратилась в костяк революционной армии - выразительницы интересов трудящихся" 346.
В ЦК НДПА работу среди военнослужащих афганской армии курировал Хафизулла Амин. Окончив высшее педагогическое училище и научный факультет Кабульского университета, Амин выехал в 1957 г. для продолжения образования в США, где получил звание магистра. После возвращения в Афганистан некоторое время преподавал в Кабульском университете, был директором высшего педагогического училища, заведовал отделом начального образования в Министерства просвещения. В политическом отношении он проявляет себя в этот период как пуштунский националист. В 1962 г. Амин вновь выехал в США для подготовки диссертации. В 1963 г. он избирается председателем федерации афганских студентов в США и создает в Нью-Йорке организацию прогрессивно настроенных студентов. За эту деятельность незадолго до защиты диссертации Амин высылается из США.
Возвратившись в Афганистан, Х. Амин сближается с Н.М. Тараки и принимает активное участие в работе Учредительного съезда НДПА. Во время раскола партии он твердо поддерживает Тараки и вскоре становится его ближайшим соратником. В 1967 г. по рекомендации Тараки он был введен в состав ЦК НДПА "Хальк" . В 1969 г. Амин был избран депутатом Народной джирги - нижней палаты парламента и использовал его трибуну для резкой критики королевского режима. После прихода к власти М. Дауда Амин полностью переключился на организационно-партийную работу. В июле 1977 г. он избирается членом объединенного ЦК НДПА и одновременно назначается руководителем халькастской военной организации НДПА, которая, при отсутствии соответствующего решения объединенного ЦК, действовала отдельно от военной организации парчамистов 347. Наряду с халькистами большую работу в армии вела в то время тайная политическая организация Объединенный фронт коммунистов Афганистана во главе с Абдулом Кадыром, принимавшим активное участие в антимонархическом перевороте 1973 г. и смещенным после него с поста главкома ВВС. Организация А. Кадыра насчитывала 600 членов и 2 тыс. сочувствовавших 348. Впоследствии эта организация вошла в НДПА.
Ответом режима М. Дауда на восстановление единства в НДПА и нарастание оппозиции в вооруженных силах стали массовые репрессии в отношении прогрессивных, демократических сил и, в первую очередь, - против НДПА, которая выдвинулась на роль главной силы оппозиции. Именно под руководством НДПА 1 мая 1977 г. прошли массовые демонстрации в Кабуле, Герате, Кандагаре и других крупных городах страны. Широкие празднества были устроены по инициативе НДПА по случаю 60-летия Великого Октября.
В декабре 1977 г. М. Дауд провел многочисленные аресты среди членов и сторонников НДПА. При этом особенно жестоким репрессиям подвергались халькисты. Всего за период правления Дауда (1973-1978) только в армии было репрессировано 200 офицеров 349. В ночь с 17 на 18 апреля 1978 г. по приказу министра внутренних дел Д. Нуристани и явно с целью внесения раскола в НДПА в Кабуле был убит один из руководителей партии парчамист М.А. Хайбар. Десятки тысяч афганцев превратили его похороны в антиправительственную демонстрацию. На грандиозном митинге звучали лозунги "Смерть империализму!" "США, руки прочь от Афганистана!" Демонстрация и митинг были разогнаны полицией.
24 апреля 1978 г. в Кабуле, в штабе Центрального армейского корпуса состоялась закрытая встреча М. Дауда с послом США Д. Элиотом, который вскоре должен был закончить свою деятельность в Афганистане. По данным советских спецслужб посол убедил Дауда в необходимости решительных мер в отношении левых сил и настоял, чтобы было отдано распоряжение об аресте ряда руководителей НДПА, в том числе Н.М. Тараки, Б. Кармаля, Х. Амина по сфабрикованному обвинению в нарушении конституции, запрещавшей деятельность политических партий 350.
В Кабуле и других гародах начались облавы и аресты. К столице стягивались войска. В ночь на 26 апреля Тараки и Кармаль были арестованы. Четыре часа спустя, был отправлен в тюрьму и уже находившийся под домашним арестом Амин. Однако этого времени хватило, чтобы Амин с помощью своего сына передал верным НДПА воинским частям заготовленный еще в марте приказ о начале вооруженного восстания.
27 апреля 1978 г. вооруженное восстание победило. Совместными действиями танковых, авиационных частей и группы "командос" , руководимыми оперативно созданным Военно-революционным советом во главе с Абдулом Кадыром, сопротивление гвардии, защищавшей президентский дворец (бывшую резиденцию короля М. Захир Шаха), было сломлено. При штурме дворца М. Дауд и его семья были убиты. Во второй половине дня 27 апреля Тараки, Кармаль, Амин и другие арестованные руководители НДПА были освобождены. В присутствие руководителей НДПА А. Кадыр и майор танковых войск М.А. Ватанджар зачитали на радиостанции, соответственно на дари и пушту, текст обращения к народу о победе Апрельской (Саурской) революции. Военно-революционный совет передал всю власть в стране Революционному совету.
30 апреля 1978 г. Революционный совет, в состав которого вошло 40 человек, в том числе пять представителей вооруженных сил, на своем первом заседании избрал Генерального секретаря ЦК НДПА Н.М. Тараки своим председателем и одновременно главою правительства (Председателем Совета Министров), а Б. Кармаля - заместителем председателя Революционного совета и заместителем главы правительства Афганистана. Ставший высшим органом государственной власти, Революционный совет в тот же день провозгласил страну Демократической Республикой Афганистан (ДРА).
В состав сформированного 1 мая 1978 г. правительства ДРА вошли 20 министров и заместителей премьер-министра. По предложению Тараки министром иностранных дел и заместителем премьер-министра стал Хафизулла Амин. Три министерских поста заняли военные - активные участники апрельского вооруженного восстания: майор М.А. Ватанджар - заместитель премьер-министра и министр связи, подполковник А. Кадыр - министр обороны и майор, М. Рафи - министр общественных работ.
Революция в Кабуле быстро распространилась на провинции Афганистана. Под контроль революционно настроенных офицеров перешли гарнизоны Кандагара, Джелалабада, Герата, Газни, военные аэродромы Мазари-Шарифа, Шинданда, другие стратегически важные объекты и опорные пункты. Хотя население в своей массе отнеслось к событиям в Кабуле поначалу довольно индифферентно, в многих районах страны отмечалась его однозначно положительная реакция на сам факт свержения деспотического режима М. Дауда. Интересно также отметить, что первые заявления новой власти, в которых констатировалось ее уважительное отношение к исламу, как религии, встретили поддержку со стороны Общества богословов и мечетей Кабула 351.
Вооруженное восстание в Кабуле знаменовало собой лишь начало Саурской революции, социальной базой которой были трудящиеся, полупролетарские и мелкобуржуазные слои, прогрессивная интеллигенция, требовавшие радикального изменения своего материального положения и демократизации общественной жизни страны. Вне сомнения, цели революции отвечали чаяниям народных масс Афганистана. В своей упоминавшейся выше речи на обеде в Кремле 5 декабря 1978 г. Н.М. Тараки говорил: "Правительство Демократической Республики Афганистан за короткий семимесячный срок приступило к широким коренным преобразованиям в области политики, экономии, идеологии, культуры, науки и техники, социальных дел, направленным на улучшение условий жизни и духовного развития народа Афганистана. Указы Революционного совета Демократической Республики Афганистан явились мощными и сокрушительными ударами по последнему оплоту реакции - аристократии, феодализму и эксплуататорам. Указ №6 нашего Революционного совета освободил около 11 миллионов безземельных и малоземельных крестьян от угнетения и кабальной зависимости ростовщиков. Указ №7 Революционного совета ликвидировал позорные наследия феодализма, создававшие большие препятствия на пути воспитания подрастающего поколения рабочих, крестьян и всего трудового народа нашей родины, обеспечил равноправие женщин и мужчин. Указ №8 Революционного совета, который посвящен демократической земельной реформе, нанес удар по феодализму и навсегда освободил афганского крестьянина от векового гнета феодалов" 352.
Под руководством Революционного совета в стране принимались меры по ликвидации неграмотности и повышению общеобразовательного уровня населения. Возникли новые общественные движения, такие как охватившее всю страну "движение добровольного труда", в рамках которого силами самих трудящихся безвозмездно ремонтировались и строились больницы, школы, жилые дома. В школах вводилось преподавание на языках национальных меньшинств, на них стали выходить газеты и вестись радиопередачи. Ряд мер был направлен на улучшение положения рабочего класса. Были созданы профессиональные союзы, установлены 8-часовой рабочий день, контроль над ценами на основные продовольственные товары, введено распределение продуктов питания рабочим государственного сектора по льготным ценам. Все эти и другие прогрессивные реформы способствовали расширению социальной базы революции.
Факты убедительно свидетельствуют о том, что мотором победоносного вооруженного восстания в Кабуле и последовавших радикальных преобразований с самого начала было революционное крыло НДПА - халькисты, и это, разумеется, прямо связано с их социальным составом и программными установками, о чем говорилось выше. И если бы было можно применять исторические параллели, то это были большевики Апрельской революции, действовавшие в крайне отсталой стране в своеобразных условиях 70-х годов XX века. Их лидеры Н.М. Тараки и Хафизулла Амин, прошедшие суровую школу революционной борьбы, беззаветно и самоотверженно служили своему народу. Дело Афганской революции было в надежных руках, пока эти два лидера умело противостояли внутренним и внешним интригам, пока медные трубы и амбиции не помутили их разум и не затмили глаза черной пеленой взаимных обид и подозрений.
Братские и по-человечески дружеские отношения много лет существовавшие между Н.М. Тараки и Хафизуллой Амином основывались на марксистско-ленинском понимании хода исторического развития. Обаятельная и совершенно бескорыстная личность Н.М. Тараки как магнитом притягивала к нему сотни и тысячи все новых борцов за дело социализма, которому он искренне верил и которому отдал свою жизнь. Имя великого Ленина всегда было в сердце и на устах этого человека, и сомневаться в искренности его убеждений могли разве что подонки, свившие удобные гнезда в ЦК КПСС и беззастенчиво предавшие дело социализма.
Для них, для этих подонков и перевертышей, Нур Мухаммед Тараки, как и многие другие выдающиеся деятели мирового коммунистического и национально-освободительного движения от Фиделя Кастро до Хо Ши Мина, от Саморы Машела и Патриса Лумумбы до Агостиньо Нето и Амилкара Кабрала представляли собой лишь бездомных и нищих просителей, готовых "попользоваться" помощью как Москвы, так и Вашингтона. Что уж тут говорить о Хафизулле Амине - этом энергичном и сильном лидере, нового Афганистана! Разве могли эти подонки и перевертыши, сделавшие свою карьеру на антисталинизме, спокойно относиться хотя бы к тому, что в кабинете Амина висел портрет И.В. Сталина, которому он искренне поклонялся и которому стремился подражать в своей деятельности?
В отличии халькистов и их лидеров Н.М. Тараки и Х. Амина, парчамисты и их лидер Б. Кармаль практически с самого начала исключали путь вооруженного восстания, как необходимый элемент в свершении революции. Известно, что главный упор они делали на организацию всеобщей политической стачки, на волне которой они и собирались прийти к власти в Афганистане. Несмотря на соглашение о единстве действий в рамках НДПА, к которому парчамисты примкнули явно исходя из тактических соображений, их стратегический курс на обособленный, сепаратный подход к вопросу о власти не претерпел существенных изменений, во многом отражая социальный состав и первоначальные программы установки этого движения.
Не случайно и отношение парчамистов и к вооруженному восстанию в Кабуле 27 апреля 1978 г. Вот что, например, можно прочитать об этом в упоминавшейся книге "Война в Афганистане" : "В целом парчамисты в ходе восстания оставались пассивными наблюдателями и, по сути дела, выжидали. Активно действовали с самого начала событий танковые подразделения под командованием М.А. Ватанджара и авиаторы во главе с А. Кадыром (оба халькисты). Нельзя не отметить, что Б. Кармаль после освобождения из тюрьмы упорно настаивал на том, чтобы все партийное руководство вылетело в безопасное место (в Баграм) и оставалось там до успешного завершения восстания. Он и его сторонники активизировались лишь с началом распределения постов и высоких должностей" 353. И далее: "Известно, что Б. Кармаль, будучи назначенным, на должность заместителя председателя Революционного совета ДРА, уже тогда начал активно действовать в целях захвата власти. Свидетельством тому является проведение съезда парачамистов в июне 1978 г. в Пагмане под руководством Б. Кармаля. На съезде была выработана программа взятия власти парчамистами" 354.
Итак, два месяца, прошедшие со дня восстания в Кабуле, показали, что Б. Кармаль так или иначе не разделял проводившиеся в стране радикальные преобразования. По существу, и сам съезд в Пагмане явился ответом на программу этих преобразований, опубликованную 10 мая 1978 г. и содержавшую 20 пунктов, которые намечали следующие задачи: создание независимой экономики, ускорение экономического роста, повышение уровня жизни народа, продолжение аграрной реформы, ликвидацию остатков феодализма и господства иностранных торговцев, расширение государственного сектора экономики, помощь мелким ремесленникам, крестьянам-беднякам и середнякам, демократизацию политической жизни и государственного аппарата, обеспечение развития национальных языков и культур всех народов, проведение культурной революции и ликвидацию остатков колониализма, неоколониализма и империализма во всех сферах жизни 355. Понятно, что многие из этих пунктов пришлись явно не по вкусу парчамистам. Как, впрочем, и то, что сохранение за ними в этих условиях и с учетом решения съезда в Пагмане второго по значению поста в Революционном совете было бы более чем странным.
Планы Б. Кармаля по устранению от власти Тараки и Амина были раскрыты. Соответственно, по решению Революционного совета проводится чистка высших руководителей парчамистов. В конце июня 1978 г. Б. Кармаль был назначен послом ДРА в Прагу, а его сторонники, лишившись постов в правительстве и партии, были направлены послами в Вашингтон (Н.А. Нур - с поста министра внутренних дел), Лондон (А. Вакиль), Белград (А. Ратебзад), Карачи (М. Барьялай) и Тегеран (М. Наджибулла - с поста первого секретаря Кабульского горкома партии). Постепенно теряя влияние в государстве, партии и армии, парчамиты переходят к нелегальной работе.
С поста посла ДРА в ЧССР, а в дальнейшем, будучи уволенным с этого поста и оставаясь в Праге в качестве эмигранта, Б. Кармаль активно пытался вовлечь в антигосударственную деятельность афганцев, находившихся за рубежом как в социалистических, так и в капиталистических странах. В ноябре 1978 г., поручая советскому послу в ЧССР обратить внимание Международного отдела ЦК КПЧ на необходимость "воспрепятствовать агитации Кармаля против Тараки" , ЦК КПСС приводил следующую аргументацию: "Его (Кармаля. - Авт.) усилия концентрируются на установлении связей с парчамистами.., организационном сплочении их на платформе борьбы против существующего в Афганистане режима… Он пытается также установить с этой целью связи и со своими сторонниками, находящимися в Афганистане и работающими в НДПА, в афганской армии, в государственных учреждениях и других организациях" . Особо заметим, что в указаниях советскому послу в Праге отмечалось, что "в Афганистане прекратились репрессии против парчамистов, лойально относящихся к режиму и честно работающих в госучреждениях, не подвергаются преследованиям семьи парчамистов" 356.
Не вызывает сомнения, что, взяв курс на подготовку народно (национально)-демократической революции, руководство НДПА рассчитывало на политическую, экономическую и иную поддержку Советского Союза и других социалистических стран. Не менее очевидно, однако, и то, что оно не питало особых иллюзий насчет возможности полного взаимопонимания с большинством из них по этому вопросу, во всяком случае в момент вооруженного восстания. Для руководства НДПА и его ядра в лице Н.М. Тараки и других халькистов не было секретом, что, стремясь к нормализации отношений с США, в Москве чрезвычайно осторожно реагировали на социальные потрясения в "третьем мире" , опасаясь возникновения все новых конфликтных ситуаций с Вашингтоном. Известно было в Кабуле и о разногласиях по этим вопросам между Советским Союзом и Кубой, к руководству которой в лице Фиделя Кастро и к политике которой в "третьем мире" (на живых примерах Анголы, Эфиопии и др.) Тараки и его сторонники всегда относились с подчеркнутым уважением и одобрением. Все это, разумеется, не лучшим образом сказывалось на отношениях между НДПА и КПСС.
К.Н. Брутенц пишет по этому поводу в своих мемуарах (1998 г.) достаточно откровенно: "Теперь уже, пожалуй, общепризнано, что свержение Дауда, первоначально приписывавшееся "руке Москвы" , явилось сюрпризом для советского руководства. Отношения КПСС с Народно-демократической партией Афганистана были сравнительно недолгими (с 1967 г.), нерегулярными и прохладными. В Москве знали о ней недостаточно и не слишком на нее полагались, скорее, сдерживали воинственных лидеров НДПА… Руководство НДПА не посвящало нас в собственные планы - сказывались скрытность, независимый характер, а, возможно, и опасения, что советские лидеры не одобрят его намерений. Их устраивало положение Афганистана, который все годы холодной войны играл роль нейтрального буфера, склонявшегося в сторону Советского Союза" . Брутенц отмечает также, что "НДПА никогда не получала финансовой помощи от КПСС и к этому не стремилась" . Наконец, он цитирует рассекреченный ныне Межведомственный разведывательный меморандум США от 28 сентября 1979 г., в котором, в частности, отмечалось, что в Москве всегда были озабочены воздействием, которое поддержка ими афганских коммунистов, могла бы иметь на отношения с афганским правительством и поэтому были исключительно осмотрительны в своих связях с ними. "Действительно, - указывалось в меморандуме, - Москва никогда не признавала официального существования афганской компартии, не разрешала им (представителям НДПА. - Авт.) присутствовать на международных партийных встречах, даже инкогнито" 357.
В своей книге "Холодная война" Г.М. Корниенко также сообщает о том, что события в Кабуле были для Москвы совершенно неожиданными. "Позже, - пишет Корниенко, - лидер НДПА Тараки в беседе со мной откровенно говорил, что хотя у них имелась возможность уведомить советских представителей в Кабуле о готовившемся перевороте, они сознательно не стали делать этого, так как опасались, что Москва попытается отговорить руководство НДПА от вооруженного выступления…" "Эти опасения руководителей НДПА, - продолжает он, - не были лишены оснований. Если бы в Москве узнали об их намерениях, скорее всего последовал бы совет не предпринимать этого шага…" Такую, правильную, по его убеждению, линию поведения Москвы Корниенко мотивирует двумя аргументами: во-первых, в стране "с марксистской точки зрения" не было революционной ситуации и во-вторых, "отношения Советского Союза с Афганистаном и при короле Захир Шахе, и затем при Дауде, несмотря на заигрывания последнего с Западом, в целом были дружественными" 358.
Оставим в стороне второй аргумент Корниенко, как совершенно неприемлемый по принципиальным соображениям: для советского дипломата, разумеется, в полном и аутентичном значении этого понятия, было абсолютно недопустимо рассматривать вопросы сотрудничества СССР с тем или иным государством, тем более с государством, где правил антинародный режим, в отрыве от классовой борьбы и классовых схваток, происходивших в Афганистане и вокруг него. И никакие оправдания со ссылками на чрезмерно "заидеологизированный подход" определенной части руководства СССР Корниенко тут не помогут: слишком уж явно проглядывают в его позиции признаки гнилого ревизионизма, который все более утверждался в советской внешней политике в послесталинский период, и достиг своего апогея во времена горбачевской перестройки.
Что касается рассуждений Корниенко об отсутствии в Афганестане революционной ситуации, то надобно, прежде всего, спросить о какой революции шла, собственно, речь? Ясно, что речь шла о народно (национально) - демократической революции. Социально-политические преобразования, к которым приступила новая власть в Кабуле по своему основному содержанию были антифеодальными и антиимпериалистическими. Выступая на обеде в Кремле 5 декабря 1978 г., Н.М. Тараки отмечал, что специфика афганской революции состояла в том, что она была осуществлена под руководством НДПА вооруженным путем мужественными и героическими офицерами, являвшимися выходцами из рабочих и других слоев трудящихся. "Революция, - подчеркивал он, - полностью покончила с правящим режимом, связанным с реакцией и империализмом, и на его место пришел прогрессивный демократический республиканский режим" 359.
Заметим, что на том же обеде Л.И. Брежнев говорил в своем выступлении о "подлинно народной революции" , которая круто повернула многовековую историю Афганистана" 360. Корниенко, конечно, известно, что такого рода заявления первого лица в руководстве СССР не делались на потребу дня: за ними, как правило, стояла тщательная аналитическая проработка вопроса. Но что теперь Корниенко до этого? Теперь, когда дело афганской революции загублено, он дует в одну дуду с перевертышами и хулителями всего святого и революционного. Саурскую революцию он называет теперь исключительно "переворотом" и договаривается до утверждения о том, что НДПА не смогла де получить в афганском обществе "сколько-нибудь массовой поддержки, без чего государственный переворот не мог перерасти и не перерос в социальную революцию" 361. К тому же, "развивает мысль" Корниенко, среди пришедших к власти в Кабуле было, видите ли, немало "леваков" , "сторонников голого насилия, пренебрегавших национальными и исламскими традициями, нравами и обычаями страны, что еще больше настраивало людей против новой власти" 362. Наконец, Корниенко очень не нравится то, что в Афганистан "хлынул поток всякого рода советников из СССР" , которые "не могли научить афганцев ничему другому, кроме советской модели социализма, в чем афганцы, конечно же, нуждались меньше всего" 363.
Все эти и подобные высказывания Корниенко - весьма тенденциозны и явно не в ладу с фактами. Сводить значение Саурской (Апрельской) революции к "перевороту" - значит, по существу, игнорировать современную политическую историю Афганистана, не видеть динамики и основных этапов развития афганской революции, ее закономерного характера, обусловленного конкретными особенностями мирового революционного процесса в 70-х годах. И уж совершенным абсурдом является то, что, лишая Саурскую революцию даже самого права называться революцией, Корниенко тем не менее тут же афиширует свои собственные (разработанные совместно с С.Ф. Ахромеевым и внесенные в ЦК КПСС) предложения по борьбе с афганской контрреволюцией, "как внутренней, так и внешней" 364. Стало быть, революции не было, а контрреволюция, - пожалуйста, и в лучшем виде! Что же касается "леваков" , то их было достаточно во всякой революции. Революции вообще не бывают ровненькими и приглаженными, без "левых" и без "правых" , без сучка и без задоринки. Записывать же в "леваков" руководителей афганской революции у Корниенко слишком мало оснований. Впрочем, повторим, что для Корниенко афганская революция - это всего лишь "переворот" , а этим понятием можно манипулировать как угодно.
Не будем комментировать вообще заявление Корниенко отрицающее, по сути, значение использования опыта Октябрьской революции для афганцев. Еще бы! Для самого Корниенко куда как более значим опыт и оценки американского истэблишмента. Ведь получив шифровку от советского посла в США А.Ф. Добрынина о том, что в беседе с ним 8 марта 1980 г. Бжезинский заявил о готовности США признать за Афганистаном статус типа Финляндии, решительно выступая при этом против превращения его во вторую Монголию, 365 Корниенко, как отмечалось выше, незамедлительно поддержал такую позицию США на совещании в ЦК КПСС и, более того, - представил эту позицию как свою собственную 366. Тогда Корниенко получил отпор со стороны членов ЦК, но в дальнейшем это не остановило ретивого "американиста" и он снова и снова прибегал к попыткам дискредитации афганской революции, отстаивая позиции, выгодные, прежде всего, США.
Корниенко, разумеется, не одинок. Время реставрации - горбачевщины, ельцинизма и путинщины - обернулось невиданной волной предательств и приспособленчества, отказом бывшей советской элиты от идей революционного марксизма-ленинизма, истошными призывами пересмотреть не только советскую историю, но и всю историю международных отношений в 1917-1991 гг. И тема афганской революции занимает в этом заметное место. "Серией переворотов в Кабуле" , так называет афганскую революцию А.Ф. Добрынин в своих мемуарах "Сугубо доверительно" (1996 г.) 367, вообще воздерживаясь от какого то ни было анализа социально-политических причин афганской революции. Очень осторожный человек! Даже подзаголовок его мемуаров гласит: "Посол в Вашингтоне при шести президентах США" . Ну, не хочет Добрынин привлекать внимание к тому, что был он послом великого социалистического государства - Советского Союза: как бы чего не вышло!
В мемуарах А.М. Александрова-Агентова "От Коллонтай до Горбачева" (1994 г.) Апрельская революция 1978г. в Афганистане определяется как "вооруженный переворот, совершенный кучкой левонастроенных офицеров, в основном учившихся в СССР и возглавлявших немногочисленную и маловлиятельную Народно-демократическую партию Афганистана с ее лозунгом "строительства социализма" в этой стране" 368.А ведь в свою бытность помощника Брежнева и Андропова по внешнеполитическим вопросам и, слывя их речеписцем, Александров-Агентов вкладывал в уста этих лидеров совсем иные формулировки, типа "афганская революция - подлинно народная революция" , "афганская революция открыла путь к широким социально-экономическим преобразованиям" , и т.д., и т.п. И дело здесь, конечно, не в изменении изначального характера афганской революции, чем, в сущности говоря, Александров-Агентов никогда особенно и не был озабочен, а в том, что, приспосабливаясь к новой среде, хамелеон, как водиться, просто изменил свою окраску.
Весьма любопытные суждения по поводу Апрельской революции можно найти и в выпущенных двумя изданиями в 1996 и в 2001 г. мемуарах начальника Первого главного управления, а затем - заместителя Председателя (1978-1988 гг.) и Председателя (1988-1991 гг.) КГБ СССР В.А. Крючкова. В мемуарах, озаглавленных "Личное дело" , Крючков пишет: "Конечно, то, что произошло в апреле 1978 г., не было революцией в классическом толковании этого понятия. Это был дворцовый, верхушечный переворот, в ходе которого одни лишились власти, а другие взяли ее. По целям, устремлениям в апрельском выступлении были, конечно, признаки и революционного характера. Однако в нем не принимали участия широкие массы, совершили переворот одиночки без четкой программы, люди наивные, недостаточно цельные по своим взглядам, в действиях которых проявилось слишком много эмоциональности и отсутствовал трезвый расчет. Это были деятели с разными политическими убеждениями, идейными позициями, не имевшие каких-либо определенных представлений о путях построения нового общества. Многим из них двигали чисто карьеристские устремления, другие по своему характеру попросту являлись авантюристами" 369.
Автор также утверждает, что афганская революция (а этот термин "революция" он все же употребляет, хотя и назвал ее "дворцовым, верхушечным переворотом" ) была "явно преждевременной с точки зрения объективного уровня социально-политического развития афганского общества и государства" 370. В этой связи Крючков с нескрываемым раздражением пишет, что "революция 1978 г. в Афганистане произошла без какой-либо инициативы и поддержки со стороны Советского Союза, более того - вопреки его позиции". "Афганские революционеры, - продолжает он, - поставили нас перед свершившимся фактом, испытывая от этого неподдельное чувство гордости. Вот-де, мол, посмотрите, какие мы смелые, независимые и умные! Весь 1978 и 1979 годы они на весь мир трубили о победе афганской революции и были одержимы иллюзией быстрого победоносного шествия социализма по афганской земле" 371.
Приведенные высказывания Крючкова поражают, прежде всего, недопустимым менторским тоном в отношении афганских революционеров при видимом отсутствии у автора даже признаков владения марксистско-ленинским методом в оценке ситуации в Афганистане. Не знает автор и хрестоматийных положений работ В.И. Ленина, многие их которых вполне были применимы к событиям в Афганистане в 1978-1979 гг. Крючкову, видимо, очень хотелось бы, чтобы все революции были "классическими" : тогда, мол, все было бы ясным и определенным. Но делить революции по принципу "классические" и "неклассические" - величайшая глупость не только с точки зрения марксизма-ленинизма, но с точки зрения элементарного здравого смысла. Известно, что были революции рабов, были антифеодальные революции, были революции буржуазные, буржуазно-демократические и пролетарские и т.д., сваливать все эти революции в одну кучу и выделять из них "классические" и "не очень" - значит игнорировать конкретно исторический подход и особенности каждой революции, пребывать во власти голых абстракций и иллюзий. Можно, например, спросить Крючкова: "Кубинская революция 1959 г. была "классическая", или "не классическая"? А как насчет Новодемократической революции 1919-1949 гг. в Китае, Августовской революции 1945 г. во Вьетнаме или Монгольской народной революции 1921 г.?
Саурскую революцию, как мы видели называют теперь "переворотом" не только Крючков, но и другие колоритные личности, такие как Добрынин, Корниенко, Александров-Агентов. Добавим к ним высокопоставленных советских военных советников, служивших в Афганистане в 80-х начале 90-х годов: А.А. Ляховского, автора книги "Трагедия и доблесть Афгана" (1995 г.) и М.А. Гареева, автора книги "Моя последняя война (Афганистан без советских войск)", вышедшей в 1996 г. Такого же рода формулировки имеются в воспоминаниях К.Н. Брутенца "Тридцать лет на Старой площади" (1998 г.), в мемуарах и книгах других авторов, опубликованных, заметим, уже после развала СССР и поражения Саурской революции. Все эти мемуаристы и авторы разного рода литературно-политических поделок, типа "Тайн советской дипломатии" (2000 г.) О.А. Гриневского считают чуть ли ни своим долгом так или иначе опорочить Саурскую революцию, принизить ее значение, выразить свое отрицательное, а чаще всего - пренебрежительное отношение к лидерам НДПА, выставить напоказ и посмаковать феодальные пережитки афганского общества. Неугодные этим мемуаристам и авторам факты и героические страницы из истории гордого афганского народа, чаще всего замалчивается. В особенности лихо стремятся они расправиться с социалистическими устремлениями революционного крыла НДПА. Здесь они просто как коршуны нападают на свою добычу - вероломно и беспощадно, не желая видеть того, что соответствующие заявления лидеров этого крыла НДПА делались скорее на перспективу, чем на тот первоначальный этап революции, который они называли народно (национально)-демократическим. А разве нельзя было понять эмоции этих лидеров, когда они, встречаясь с лидерами великой социалистической страны, открыто заявляли о своих социалистических убеждениях? Москва была знаменем для этих людей даже в то время, когда на их глазах возникали разительные примеры отхода советского руководства от ленинского понимания принципа пролетарского интернационализма. Твердая поддержка Советским Союзом дела социализма в Венгрии и Чехословакии, на Кубе и во Вьетнаме, конечно, придавала афганскому руководству определенную уверенность в том, что СССР не позволит империализму раздавить Саурскую революцию. При всей скрытности своих действий от Москвы в период непосредственной подготовки к революции, о причинах которой (скрытности) ранее говорилось, Н.М. Тараки и Х. Амин все же не могли себе представить, что среди ответственных деятелей в Москве найдутся такие, кто мог бы, подобно Крючкову, в его нынешней ипостаси, усомниться в историческом значении афганской революции. А между тем, приведенные выше слова Крючкова о том, что афганская революция произошла "вопреки позиции" Советского Союза нельзя понимать иначе.
Одной из особенности афганской народно (национально)-демократической революции было то, что она развивалась скорее сверху вниз, чем снизу вверх, но это отнюдь не означает, что она совершенно не пользовалась поддержкой широких масс афганского населения, как это утверждает, вопреки фактам, Крючков и иные ее хулители и недоброжелатели. Уже вооруженное восстание в Кабуле было встречено простыми людьми с энтузиазмом. Вот как бы этом пишут авторы книги "Война в Афганистане", подписанной в печать 17 сентября 1991 г.: "Десятки тысяч кабульцев и жителей пригородов афганской столицы 29 апреля направились к месту, где были разбиты силы сторонников М. Дауда. Они тепло приветствовали военнослужащих, вручали им красные гвоздики. Везде ощущалась торжественность, радость. Афганский народ ожидал перемен в своей жизни и надеялся, что они с победой революции осуществятся 372. Вооруженное восстание в Кабуле явилось лишь началом народно (национально)-демократической революции. В дальнейшем, по мере проведения первых преобразований в стране ее социальная база постепенно расширялась, несмотря на присущие афганскому обществу многие феодальные и даже родоплеменные черты, сильное влияние ислама и духовенства, кстати, - заметно меньшее, чем в Иране, и т.п. Сам характер этих преобразований, о чем подробнее уже говорилось, не мог не содействовать и действительно содействовал развитию этого процесса и укреплению режима в Кабуле в течение первых месяцев победы вооруженного восстания.
Казалось бы странным слышать теперь безапелляционные оценки Саурской революции как просто "переворота" из уст тех людей, которые еще не так давно повально присоединялись к оценке этой революции как "подлинно народной" . Впрочем, в наше время возможно и не такое: теперь вся эта свора научных и политических перевертышей и Великий Октябрь называет не иначе как "переворотом" и, более того, уже преуспела в том, чтобы такое определение перекочевало в учебные пособия для школьников и студентов, в монографии и коллективные труды "ученых". Кстати, "аргументы" - те же, что и у Крючкова и других, применительно к афганской революции: массы, мол, не желали революции и во всем виноваты большевики!
Не будем распространяться по поводу несостоятельности утверждений насчет "преждевременности" афганской революции в тех же высказываниях Крючкова и иже с ним. Об этом уже достаточно сказано. Уместнее в этой связи привести следующие положения, изложенные В.И. Лениным в его выступлении 26 июля 1920 г. на II Конгрессе Коммунистического Интернационала: "Практическая работа русских коммунистов в колониях, принадлежавших раньше царизму, в таких отсталых странах, как Туркестан и проч., поставила перед нами вопрос о том, каким образом применять коммунистическую тактику и политику в докапиталистических условиях, ибо важнейший характерной чертой этих стран является то, что в них господствуют еще докапиталистические отношения, и поэтому там не может быть и речи о чисто пролетарском движении. В этих странах почти нет промышленного пролетариата. Несмотря на это, мы и там взяли на себя и должны взять на себя роль руководителей. Наша работа показала нам, что в этих странах приходится преодолевать колоссальные трудности, но практические результаты нашей работы показали также, что, несмотря на эти трудности, можно пробудить в массах стремление к самостоятельному политическому мышлению и к самостоятельной политической деятельности и там, где нет почти пролетариата" 373. И далее: "Вполне понятно, что крестьяне, находящиеся в полуфеодальной зависимости, отлично могут усвоить идею советской организации и осуществить ее на деле… Идея советской организации проста и может быть применяема не только к пролетарским, но и к крестьянским феодальным и полуфеодальным отношениям" 374. В.И. Ленин считал, что во всех отсталых странах следует вести активную пропаганду за организацию крестьянских Советов, Советов трудящихся, стремясь приспособить их к условиям докапиталистического общества. Он уверенно говорил о том, что с помощью пролетариата передовых стран, который "может и должен помочь отсталым трудящимся массам" , "отсталые страны могут перейти к советскому строю и через определенные ступени развития - к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития" 375.
Ленинские мысли об особенностях применения коммунистической тактики и политики в странах, где господствовали докапиталистические отношения, несомненно, были главными ориентирами для халькистского руководства НДПА, и в этих мыслях оно справедливо не находило ничего такого, что заведомо обрекало бы народно (национально)- демократическую революцию на поражение из-за крайней отсталости Афганистана. И уж конечно, из ленинских мыслей никоим образом не вытекало, что для того, чтобы афганское общество созрело для такой революции, потребовалась бы "смена нескольких поколений" , как в этом пытается убедить всех Крючков в своих воспоминаниях 376.
Вместе с тем, афганская революция с самого начала испытывала большие трудности в вопросах формирования новой структуры государственной власти, главным образом на местах. Вся тяжесть работы по проведению в жизнь объявленных реформ и преобразований легла на плечи местных комитетов НДПА. Упор в этой работе делался на создание новых местных органов власти с широким представительством в них трудящихся масс: без этого вообще нельзя было обеспечить реальной поддержки реформ со стороны основных масс населения республики. Однако уже первые декреты руководства ДРА встретили яростное сопротивление землевладельцев и духовенства, которые подстрекали население к бунтам против новых властей, играя при этом на его религиозных чувствах и племенных предрассудках. В этих условиях, чтобы удержать контроль за ситуацией на местах руководство ДРА было вынужденно сплошь и рядом прибегать к услугам армии и органов государственной безопасности.
По просьбе руководства ДРА в страну было направленно большое число советников из СССР. Первая группа партийных советников во главе с заведующим сектором Международного отдела ЦК КПСС Н.Н. Симоненко прибыла в Кабул уже в середине мая 1978 г. Тогда же в Афганистан были посланы военные советники, которыми руководил генерал Н.А. Зотов. Каждому полку были приданы два главных советника и два их помощника. Акцент в оказании помощи советниками делался на поддержку центральных органов управления: на создание партийного и государственного аппарата, службы государственной безопасности, милиции, общественных организаций, газет. Провинциальные органы фактически не получали советников и должны были решать свои проблемы в одиночку. Военных советников также недоставало: для эффективной помощи требовалось, чтобы ими были охвачены все командные должности 377.
С 1978 г. непрерывно нарастала советская экономическая помощь Афганистану. В больших количествах по просьбе ДРА поставлялись энергоносители, прежде всего нефтепродукты. СССР покрывал около 62% ежегодной потребности Афганистана в нефтепродуктах. Афганистану был предоставлен кредит в 1,5 млрд. рублей для реализации текущих проектов в рамках первого пятилетнего плана 378. В целях всестороннего развития экономических связей 5 декабря 1978 г. между правительствами СССР и ДРА было подписано соглашение об учреждении постоянной межправительственной советско-афганской комиссии по экономическому сотрудничеству.
С момента победы Апрельской революции интенсивно развивались связи и контакты между высшим партийно-политическим руководством СССР и ДРА. 18 мая 1978 г. член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР А.А. Громыко принял находившегося в Москве проездом в Гавану для участия в Координационном бюро Движения неприсоединения Хафизуллу Амина, заместителя премьер-министра и министра иностранных дел ДРА. Х. Амин проинформировал советскую сторону о целях и задачах Апрельской революции. "Главная цель революции,- подчеркнул он, - ликвидация экономической отсталости страны, осуществление прогрессивных реформ в интересах афганского народа" 379. Из этого следовало, что афганское руководство отнюдь не считало, что Апрельская революция по своему характеру должна была с самого начала носить социалистический характер и какого-либо "экстремизма" в этом отношении не проявляло.
В ходе визита Х. Амин передал послание председателя Революционного совета и премьер-министра ДРА Н.М. Тараки на имя Л.И. Брежнева и от имени руководства ДРА дал высокую оценку широкой и эффективной помощи, которую Советский Союз оказывает в развитии афганской экономики и подготовке национальных кадров. Со своей стороны, А.А. Громыко от имени советского руководства выразил уверенность в дальнейшем неуклонном развитии советско-афганских отношений, "основы которых были заложены еще во времена В.И. Ленина и закреплены в договорном порядке" 380.
4-7 декабря 1978 г. состоялся официальный дружественный визит в Советский Союз Генерального секретаря ЦК НДПА, Председателя Революционного совета и премьер-министра ДРА Н.М.Тараки, причем в составе возглавлявшейся им делегации был и Х. Амин. Подписанный 5 декабря 1978 г. Л.И. Брежневым и Н.М. Тараки сроком на 20 лет Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве был призван послужить интересам расширения и углубления всесторонних связей между обеими странами, в частности, и в области военного сотрудничества. Особое значение договора состояло в том, что Советский Союз и ДРА брали по нему взаимное обязательство "консультироваться и с согласия обеих сторон предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих стран" (Статья 4 Договора). Каждая сторона заявляла, что не будет вступать в военные или другие союзы или принимать участие в каких-либо группировках государств, а также в действиях или мероприятиях, направленных против другой стороны. В том, что касается развития всестороннего сотрудничества, в Договоре отмечалось, что стороны будут осуществлять его "на основе равноправия, уважения национального суверенитета, территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела друг друга" 381.
Между тем, в начале 1979 г. обстановка в Афганистане резко обострилась. Потерпев в феврале 1979 г. сокрушительное поражение в Иране и не оставляя надежды на свержение режима Хомейни, США в спешном порядке приступили к укреплению своих позиций во всем регионе Ближнего и Среднего Востока, уделяя при этом особое внимание борьбе с революционными силами в Афганистане. Всячески раздувая истерию по поводу намерения Советского Союза использовать ситуацию в Афганистане для "прорыва к теплым морям", США, прикрываясь этим мифом, повели против Афганистана тайную, необъявленную войну.
На всем протяжении практически неконтролировавшейся 1.400-мильной границы Пакистана с Афганистаном под наблюдением и контролем ЦРУ и других аналогичных ведомств империалистических держав создавались все новые опорные пункты для засылки в Афганистан банд контрреволюционных мятежников. Вопрос об усилении поддержки контрреволюционных банд, засылавшихся в Афганистан, обсуждался весной 1979 г. во время визита в Исламабад заместителя госсекретаря США У. Кристофера. Известно также, что члены делегации Конгресса США, побывавшей в Пакистане в августе 1979 г., встречались с руководителями вооруженных формирований, действовавших с пакистанской территории. Весной 1979 г. Вашингтон посетил представитель афганских мятежников З.Назри, который встречался с рядом видных сенаторов и был принят в госдепартаменте США 382. Только с июня по ноябрь 1979 г. американские инструкторы подготовили в лагерях и базах на территории Пакистана более 30 тыс. наемников, а всего к концу 1979 г. численность формирований оппозиции уже превысила 100 тыс. человек 383. В докладе посольства США в Кабуле от 16 августа 1979 г. прямо говорилось о том, что интересам США будет служить "падение режима Тараки-Амина" 384. Было очевидно, что потерю Ирана США стремились хотя бы частично компенсировать созданием антисоветского режима в Афганистане.
Как и следовало ожидать, проведение в жизнь демократических, антифеодальных реформ, прежде всего земельной, встретило упорное и все возраставшее сопротивление реакционных сил, выступивших против новой власти под лозунгами "защиты ислама и мусульман". Через афгано-пакистанскую границу эти силы получали оружие и необходимое военное снаряжение, бесперебойно поставлявшиеся в Пакистан для этих целей из западных и мусульманских стран. Засылаемые из Пакистана вооруженные банды смыкались с внутренними силами контрреволюции и вскоре под их контролем оказались ряд пограничных и некоторые центральные провинции Афганистана. Контрреволюционные банды проникали в Афганистан и с территории только что провозглашенной Исламской республики Иран.
15 марта, вслед за серией выступлений контрреволюционных сил в ряде провинций, крупный мятеж вспыхнул во втором по значению городе Афганистана- Герате. И хотя к 20 марта афганские правительственные войска взяли ситуацию под контроль, впервые руководство Афганистана вынуждено было обратиться, в самый разгар событий, к Советскому Союзу с просьбой об оказании военной помощи в виде поддержки сухопутными войсками и ВВС и , в частности, путем направления в Афганистан боевых и транспортных вертолетов с экипажами. При этом речь шла о сосредоточении этих сил в Кабуле, с тем, чтобы высвободить дислоцированные там афганские войска для борьбы с контрреволюцией в провинциях.
Всего за период с марта по конец августа 1978 г. руководители ДРА в лице Н.М. Тараки и Х. Амина обращались к советскому руководству с просьбами об оказании Афганистану военной помощи, по крайней мере, 15 раз: 17 и 20 марта, что отмечено выше, 14 апреля - о направлении в ДРА 15-20 боевых вертолетов с экипажами, 16 июня о направлении в ДРА советских экипажей на танки и БМП для охраны правительства, аэродромов Баграм и Шинданд, 11, 12, 19, 20, 21 и 24 июля - о вводе в Кабул нескольких советских спецгрупп численностью до батальона каждая, о направлении в ДРА разведовательных вертолетов, о вводе в Афганистан до двух советских дивизий, о вводе в Кабул до двух военно-десантных дивизий, о направлении в ДРА 8-10 вертолетов МИ-24 с советскими экипажами, о вводе в Кабул трех армейских подразделений, 1,2,12, 21 и 25 августа - о направлении в Кабул спецбригады, о быстрейшем направлении войск, о скорейшем введении в Кабул советских подразделений, которые потребуются афганцам до весны, о направлении в Кабул трех советских батальонов спецназа и транспортных вертолетов, о направлении в Кабул 1,5-2 тыс. советских десантников и замене афганских расчетов зенитных средств советскими расчетами, о вводе в Афганистан, в частности в Кабул, советских войск 385.
Обратим внимание и особо подчеркнем, что речь идет о просьбах в тот период, когда Тараки и Амин выступали как единое руководство НДПА и ДРА и, следовательно, речь шла о вполне официальных и добавим, надлежащим образом выраженных и оформленных документально просьбах афганского руководства к руководству Советского Союза. Отметим также, что именно в эти критические месяцы решалась судьба Афганской революции. "В апреле 1979 г., - пишут швейцарские исследователи Пьер Аллан и Дитер Клей,- после волнений в Герате, положение Тараки стало критическим. Восставшие контролировали провинции Пактия, Кунар, Герат, Урузган, Мазари-Шариф, Тахар, Бадахшан, Парван и Фарах…" 386. По оценкам советских военных специалистов в середине апреля 1979 г. вооруженная оппозиция наиболле активно выступала в провинциях Бадгиз, Бадахшан, Тахар, Кунар, Нангархар, Пактика и Пактия, и правительственные силы вели там боевые действия с отрядами оппозиции 387. "Весной 1979 г. стало окончательно ясно, - пишет в своей книге "Ограниченный контингент" Б.В. Громов, - что в Афганистане полным ходом идет гражданская война" 388.
21 марта 1979 г., т.е. на следующий день после подавления правительственными войсками мятежа в Герате, был раскрыт заговор в Джелалабадском гарнизоне. По обвинению в антиправительственных действиях было арестовано более 230 солдат и офицеров. Эти события (в Герате и Джелалабаде), пишет Громов, "поставили под угрозу само существование революционного режима в Кабуле"389.
Из опубликованных ныне протоколов телефонных переговоров между руководителями СССР и ДРА в те критические дни для афганской революции, других документов и материалов, преданных, наконец, гласности следует, что хотя в советском руководстве с самого начала и существовало единое мнение относительно того, что " мы не можем потерять Афганистан", там было, однако, не менее твердым и убеждение в том, что для ввода советских войск в Афганистан в тот самый период, когда афганская революция в них больше всего нуждалась, - дескать, не было оснований. Аргументация против ввода советских войск в Афганистан в тот период сводилась, судя по документальным источникам, в основном, к следующим пунктам.
1. "Афганистан не подготовлен к тому, чтобы сейчас решать все вопросы по-социалистически", там нет революционной ситуации, "мы можем удержать революцию в Афганистане только с помощью своих штыков", а это "совершенно недопустимо для нас" и "мы не можем пойти на этот риск". "Ввести свои войска - это значит бороться против народа, давить народ, стрелять в народ. Мы будем выглядеть как агрессоры, и мы не можем допустить этого" 390. (Ю.В. Андропов, член Политбюро ЦК КПСС, Председатель КГБ)
2. Советские войска вводить не следует, "потому что они будут воевать не против армии, которая, по существу, перешла на сторону противника или отсиживается по углам (?!-Авт.), а против народа. Минусы у нас будут огромные. Целый букет стран немедленно выступит против нас. А плюсов никаких тут для нас нет" 391. (А.Н. Косыгин, член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР).
3. Введение наших войск в Афганистан должно быть "исключено". "Армия там ненадежная. Таким образом, наша армия, которая войдет в Афганистан будет агрессором (?!-Авт.). Против кого же она будет воевать? Да против афганского народа прежде всего и в него надо будет стрелять… Обстановка в Афганистане для революции не созрела, и все, что мы сделали за последние годы с таким трудом в смысле разрядки международной напряженности, сокращения вооружений и многое другое ,- все это будет отброшено назад… Все неприсоединившиеся страны будут против нас… Отпадет вопрос о встрече Леонида Ильича с Картером и приезд Жискар д'Эстэна в конце марта станет под вопрос. Спрашивается, а что же мы выиграем? Афганистан с его нынешним правительством (?!- Авт.), с отсталой экономикой, с незначительным весом в международных делах. С другой стороны, надо иметь в виду, что и юридически нам не оправдать ввода войск. Согласно Уставу ООН, страна может обратиться за помощью, и мы могли бы ввести войска в случае, если бы они подверглись агрессии извне. Афганистан никакой агрессии не подвергался (?!-Авт.). Это внутреннее их дело, революционная междуусобица, бои одной группы населения с другой…". И еще. "Если мы … пойдем на такой риск, как ввод войск, то, конечно, получим плюсов куда меньше, чем минусов… Мы бы намного назад отбросили все то, что восстанавливали с таким трудом, и прежде всего разрядку, полетели бы и переговоры по СОЛТ-2 (ОСВ-2. - Авт.)…С западными державами, и в частности с ФРГ у нас отношения были бы испорчены" 392. (А.А. Громыко, член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР).
Аргументация против ввода войск в Афганистан, изложенная Андроповым, Косыгиным и Громыко при обсуждении соответствующих просьб руководства НРА на заседаниях Политбюро ЦК КПСС в марте 1979 г. с некоторыми нюансами в формулировках была повторена и другими членами Политбюро, и итогом обсуждений стали слова Л.И. Брежнева на заседании Политбюро 19 марта: "Нам сейчас не пристало втягиваться в эту войну". И еще: "У них распадается армия, а мы здесь должны будем вести за нее войну" 393.
Об отрицательном отношении советского руководства к просьбам афганцев Н.М.Тараки мог сделать вывод уже из телефонного разговора с Косыгиным еще 18 марта, когда последний "выразил сомнение" в разумности такого шага. По прибытии Тараки в Москву 20 марта с закрытым визитом Косыгин с определенностью заявил ему, что после тщательного рассмотрения вопроса советское руководство пришло " к выводу о том, если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а, наоборот, осложнится". Наконец, в беседе с Тараки в тот же день Брежнев заявил: "Теперь, о вопросе, который Вы поставили в телефонном разговоре с А.Н. Косыгиным и затем здесь, в Москве, - насчет возможности ввода советских частей в Афганистан. Мы этот вопрос всесторонне рассматривали, тщательно взвешивали, и скажу Вам прямо: этого делать не следует" 394.
Воспроизведенная выше аргументация советского руководства против ввода в Афганистан советских войск в марте-апреле 1979 г. не просто неубедительна: она поражает своим великодержавным самомнением и откровенным цинизмом.
В том, что вводить войска в Афганистан было нельзя ввиду отсутствия там революционной ситуации и неготовности руководства ДРА решать все вопросы "по-социалистически" (аргумент Андропова) можно и должно усомниться хотя бы потому, что в декабре 1979 г., когда эти войска все же были введены в Афганистан, ситуация там, ясное дело, не стала более революционной, а афганское руководство вообще никогда не претендовало на то, чтобы уметь разрешать все вопросы "по-социалистически" - ни до, ни после декабря 1979 г.
Опасения Андропова насчет того, что в результате ввода советских войск в Афганистан "мы будем выглядеть как агрессоры" также были абсолютно беспочвенны, ибо эти войска вводились бы туда в ответ на просьбу законного правительства ДРА, которое к тому же за несколько месяцев до этого- 5 декабря 1978 г.- заключило с Советским Союзом Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве.
И конечно, абсурдными были приведенные выше рассуждения Громыко на Политбюро по поводу того, что ввод войск в Афганистан нельзя будет обосновать "юридически". Очень даже можно было, и это доказал и сам Громыко, подписывая в декабре 1978 г. указания советским послам в связи с вводом на территорию Афганистана ограниченного контингента советских войск. Ниже приводятся основные положения этого документа, разумеется, одобренного Политбюро ЦК КПСС, а также наши комментарии, экстраполирующие эти положения на ситуацию в марте-апреле 1979 г.
Положение первое: " В течение длительного времени имеет место вмешательство извне во внутренние афганские дела, в том числе и с прямым использованием вооруженной силы. Совершенно очевидно, что целью этого вмешательства является ниспровержение демократического строя, установленного в результате победы Апрельской революции в 1978 году. Афганский народ, его вооруженные силы активно отражают эти агрессивные акты, дают отпор покушениям на демократические завоевания, суверенитет и национальное достоинство нового Афганистана. Однако акты внешней агрессии продолжаются, причем во все более широких масштабах; из-за рубежа и по сей день засылаются вооруженные формирования, оружие" 395.
Это положение полностью дезавуирует приведенные выше заявления Андропова, Косыгина и Громыко, насчет того, что армия Афганистана будто бы находилась в марте и апреле 1979 г. в состоянии распада и поэтому введение советских войск означало де, что им придется воевать против афганского народа. Если же допустить, что таковой "распад" все же имел место, то следует признать, что повторявшиеся и после апреля просьбы афганского правительства о вводе советских войск делались на фоне быстрого и эффективного укрепления армии Афганистана, в чем главная заслуга, и это никто не отрицает, принадлежала Х. Амину, которому руководство ДРА поручило тогда этот участок. Но ведь советское руководство отклонило и притом в весьма решительной форме не только те просьбы, с которыми афганское руководство обращалось к нему в марте-апреле, но и все последующие его просьбы вплоть до декабря 1979 г., безосновательно ссылаясь, в частности, и на распад армии.
Это положение из указаний советским послам напрочь разбивает и утверждения Громыко в марте 1979 г. об отсутствии в отношении Афганистана "агрессии извне", что опять-таки должно было обосновать невозможность ввода войск в Афганистан уже в ответ на первые соответствующие просьбы афганского правительства. В самом деле, из указаний советским послам прямо вытекает то, что вмешательство во внутренние афганские дела, в том числе и "с прямым использованием силы", а также "акты внешней агрессии" осуществлялись уже "в течение длительного времени".
Если же Громыко имел в виду, что для оправдания советских войск в Афганистан нужно было что-то вроде прямого нападения на него, скажем со стороны Пакистана или Ирана, то это нельзя увязать с принятым Генеральной Ассамблеей ООН 14 декабря 1974 г., т.е. всего за несколько лет до революции в Афганистане, определением агрессии, выстраданном десятилетиями дипломатической борьбы, начиная с соответствующей инициативы СССР в 1933 году. Напомним в этой связи, что в статье 3 определения агрессии в качестве акта агрессии квалифицируется и "засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп, иррегулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства"396. В общем, как ни крути, мартовские (1979 г.) заявления Громыко об отсутствии агрессии в отношении Афганистана были заведомо лживыми: за год после Апрельской (1978 г.) революции фактов такой агрессии с территории Пакистана и Ирана было больше чем достаточно, хотя война против Афганистана и называлась "необъявленной".
Положение второе: " В этих условиях (см. Положение первое. - Авт.) руководство государства Афганистан обратилось к Советского Союзу за помощью и содействием в борьбе против внешней агрессии. Советский Союз, исходя из общности интересов Афганистана и нашей страны в вопросах безопасности, что зафиксировано также в Договоре о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 1978 г., интересов сохранения мира в этом районе, откликнулся положительно на эту просьбу руководства Афганистана и принял решение направить в Афганистан ограниченные воинские контингенты для выполнения задач, о которых просит руководство Афганистана. При этом Советский Союз исходит из соответствующих положений Устава ООН, в частности статьи 51, предусматривающей право государств на индивидуальную и коллективную самооборону в целях отражения агрессии и восстановления мира" 397. Итак, в декабре 1979 г. были найдены все необходимые, в том числе и "юридические" обоснования для ввода советских войск в Афганистан, в невозможности найти которые Громыко был убежден в марте и последующие месяцы того же года и по поводу чего он так лицемерно сокрушался на заседании Политбюро ЦК КПСС 18 марта 1979 г. И надо сказать "найденные" обоснования выглядели вполне весомо, и, в сущности, были неоспоримыми, как, впрочем, они были бы неоспоримыми и в марте 1979 года.
Отпали в декабре 1979 г. и опасения советского руководства по поводу того, что ввод войск в Афганистан подорвет разрядку и осложнит отношения СССР с США и другими западными странами. Правда, в июне 1979 г. Брежнев и Картер подписали в Вене Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор СНВ-2). Однако не менее важным было бы и закрепить успех на этом пути, а между тем, 12 декабря 1979 г. Политбюро ЦК КПСС все же принимает "принципиальное решение" о вводе в Афганистан советских войск.
Из изложенного видно, что операция по вводу советских войск в Афганистан по здравым размышлениям советского руководства вполне могла бы быть осуществлена в марте-апреле 1979 г., причем международно-правовых оснований для этого было не меньше, чем в декабре 1979 года. Все дело уперлось в неправильные оценки советским ревизионистским руководством характера и возможностей афганской революции, в его недоверие к революционному крылу НДПА в лице халькистов, в стремление "подождать" развития событий и в надежду на победу "умеренных сил" в афганском руководстве. Между тем, более благосклонное отношение советского руководства к просьбам руководства ДРА о введении советских воинских частей на территорию Афганистана в тот наиболее напряженный для афганской революции период могло бы сыграть решающую роль для укрепления единства в руководстве НДПА и ДРА на революционных позициях и , в конечном счете, для необратимости успеха афганской революции.
В особенности пагубные последствия для дела афганской революции, как свидетельствуют многие опубликованные теперь документы и материалы, имело постоянное вмешательство советского руководства, непосредственно или через своих представителей в Афганистане, а также через направлявшихся туда глав многочисленных миссий "силовых ведомств" во взаимоотношения между афганскими лидерами и, прежде всего, между Н.М. Тараки и Х. Амином. Несомненно при этом, что позиция советского руководства, помимо личных, весьма поверхностных впечатлений об этих лидерах в ходе их визитов в Москву, большей частью определялась явно тенденциозной, непроверенной, а то и заведомо ложной информацией, провоцировавшей его на непродуманные и безответственные решения и действия.
Тот, кто проявляет интерес к афганской революции, несомненно, не пройдет мимо воспоминаний В.А. Крючкова, в то время начальника Первого главного управления КГБ, назначенного в 1978 г. заместителем Председателя этого ведомства. Этот деятель, возглавивший делегацию КГБ, направленную в Кабул в июле 1978 г. для оценки ситуации в Афганистане, уже тогда, после нескольких бесед с руководством ДРА, пришел к сногсшибательным выводам: он сразу же понял, что Тараки отличается "явной политической близорукостью, которая в конечном счете стоила ему жизни", а что касается Амина, то по приезду в Москву после четырехдневного пребывания в Кабуле, все члены упомянутой комиссии "сошлись во мнении, что личность Амина представляет собой реальную угрозу для судьбы афганской революции". В Тараки высокопоставленную чинушу из КГБ особенно поразил его революционный романтизм, граничивший с "детской наивностью", в Амине - убежденность в том, что "власть должна быть сильной и беспощадной к тем, что поднимет на нее руку". Да что говорить? Ведь стоило Тараки вслух помечтать о социалистическом будущем Афганистана, да к тому же (со слов Крючкова) заявить, что ""через год мечети в этой стране окажутся пустыми"", как Крючков тут же понял, что "новый режим обречен"398. Напомним, что это был июль 1978 г. и надо же так случиться, что в декабре того же года Москва подписывает с этим "обреченным режимом" Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве!
Оставим, однако, Крючкова: из его же собственных мемуаров следует, что, чуть ли не главные его усилия были направлены теперь на то, чтобы дискредитировать Амина, представить его советскому руководству в виде этакого монстра, который де погряз в репрессиях и только и думал о том, чтобы сместить Тараки и встать во главе нового Афганистана. В ход было пущено все- от явно высосанных из пальца сведений о том, что еще на заре туманной юности Амин был завербован ЦРУ, до утверждений о его сотрудничестве с американцами уже в период, когда он стал вторым человеком в государстве. Не будем вдаваться в детали проводившихся в Афганистане под руководством Крючкова оперативных мероприятий, где фигурируют и конспиративная квартира КГБ "под носом аминовских служб", куда были доставлены четверо "товарищей" Тараки (М.А. Ватанджар и другие), кстати постоянно наускивавшие Тараки против Амина и требовавшие его ареста, а теперь преследовавшиеся, по словам Крючкова, "аминовскими палачами", и планы отправки этих людей в Москву в цинковых гробах под видом тел умерших советских специалистов, и усыпление Амина вместе с его ближайшим окружением агентурой Крючкова перед штурмом резиденции Амина 27 декабря 1979 г. и случайное убийство Амина "в ходе боевой операции" и т.д. и т.п. Все эти "детали", понятно, характеризуют больше всего Крючкова и его сообщников, нежели объективные и субъективные трудности, вставшие на пути развития революции.
В этом отшении весьма убедительными представляются оценки, данные описываемым событиям К.Н. Брутенцем, в то время заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС. В своих воспоминаниях он пишет, что " и само участие в конфликте Тараки-Амин,и, тем более, его подогревание было грубейшим просчетом Москвы"399. Отметив, что разного рода спекуляции насчет связей Амина с ЦРУ во многом основывались на слухах, циркулировавших в Кабуле "и на источниках, способных подбросить ложную информацию", Брутенц продолжает: "На мой взгляд, к Амину отнеслись с предубеждением. И это понятно. То был трудный "объект", и, сосредоточившись целиком на отрицательных качествах этой личности, некоторые советские представители в Кабуле не сумели сделать ставку на сильные стороны Амина, наладить с ним необходимый контакт…" И далее: "Поступавшая в советскую столицу информация о том, что Амин чуть ли не враждебно относился к СССР не сходится со многими фактами. Если это так, то почему он неоднократно (семь раз за октябрь-декабрь) обращался с просьбами ввести в Афганистан советские войска, доверил вторую линию охраны своей резиденции, дворца Тадж-Бек, советскому батальону, а свое здоровье - советскому врачу? Или такой факт: утором 26 декабря в Москву пришла телеграмма, где описывался разговор Амина с начальником Генштаба генералом Якубом. Встревоженный, тот докладывал- в присутствии источника этой информации - что советские войска прибывают в размерах, значительно превышающих оговоренные. Амин прервал его: "Ну и что тут особенного, чем больше их прибудет, тем нам лучше будет"400.
О том, что с Амином "можно работать" в Москву неоднократно сообщал главный военный советник в ДРА генерал-лейтенант Л.Н. Горелов и некоторые другие военные, подчеркивавшие, что "Амин относится с большим уважением к Советскому Союзу и надо принимать во внимание его большой реальный потенциал и использовать в наших интересах"401. Направленный в Афганистан в мае 1979 г. в качестве советника-посланника Посольства СССР в ранге посла, В.С. Сафрончук, в обязанности которого входило поддерживать личный контакт с Х. Амином (тогда премьер-министром и министром иностранных дел) и консультировать его по международным вопросам, даже в середине сентября 1979 г., когда над Амином уже сгущались тучи, также сообщал в Москву о необходимости продолжать работать с Амином, хотя эти советы "весьма настороженно воспринимались в аппарате ЦК, в КГБ и Минобороны" 402. Примечательно, что и Г.М. Корниенко (тогда первый заместитель министра иностранных дел СССР, курировавший Афганистан) пишет в своих воспоминаниях о том, что в оценке ситуации в Афганистане и Ю.В. Андропов, тогда Председатель КГБ СССР, "пошел на поводу у своего аппарата, преувеличивавшего … опасность для СССР пребывания у власти в Афганистане Амина, которого стали изображать американским агентом"403. В другом месте своих воспоминаний Корниенко отмечает, что возникшие в советском руководстве опасения относительно того, что при Амине "Афганистан может быть потерян для СССР и там могут обосноваться американцы", были связаны с действиями тех, на ком "лежала немалая ответственность и за неправильную информацию о внутреннем положении Афганистана"404.
Между тем, под воздействием такого рода "информации" в советском руководстве все больше вызревало недоверие к Амину и это несмотря на то, что в конце августа 1979 г. Тараки поручил Амину, как премьер-министру, осуществлять на практике все его указания, как председателя Революционного совета, по вопросам обороны, командования вооруженными силами, а также руководить деятельностью министерства обороны.
В Москве благосклонно относились к четырем министрам - "товарищам" Тараки (М.А. Ватанджар - министр внутренних дел, С.М. Гулябзой, министр связи, А.Сарвари, министр безопасности, Ш.Д. Маздурьяр - министр по делам границы), которые с самого начала добивались отстрания Амина от власти. Через совпосольство в Кабуле (!) эти деятели "проинформировали" находившегося в отъезде Тараки (с 1 сентября 1979 г. - в Гаване, по приглашению Ф. Кастро, - на Конференции глав неприсоединившихся государств, 9-10 сентября - в Москве, проездом в Кабул) о "планах" Амина, направленных на его смещение 405. "По мере обострения конфликта, - пишет Брутенц,- Москва все откровеннее вмешивалась на стороне Тараки, причем в эту кампанию включились и советские руководители…Когда Тараки по пути домой (из Гаваны. - Авт.) остановился в Москве, с ним беседовали Брежнев и Андропов, предупредили об исходящей от Амина угрозе и даже о планах физического устранения афганского президента" 406.
Дело, однако, этим не ограничивалось: к тому времени в Москве, по-видимому, уже сделали ставку на устранение Амина и замену его Б. Кармалем, который, оставаясь лидером реформистского крыла НДПА - парчамистов, в конце концов покинул Прагу, и проживал с ноября 1979 г. на правах "эмигранта" в Москве под попечительством Международного отдела ЦК КПСС. Авторы книги "Афганский капкан" П. Аллан и Д. Клей утверждают, что во время упомянутого визита Тараки в Москву, проездом из Гаваны, Брежнев не только предостерег Тараки от Амина, но и призвал его избавиться от Амина и включить в правительство несколько парчамистов. Более того, по некоторым данным, тогда же в Москве состоялась встреча Б. Кармаля с Н.М. Тараки, о чем, по возвращению делегации Тараки в Кабул, Амин был немедленно проинформирован находившимся в составе делегации его сторонником 407.
Бельгийский историк и политолог Иван Ванден Берге пишет: "В сентябре 1979 г. Брежнев посоветовал Тараки избавиться от ненавистного Амина и заменить его более умеренным Бабраком Кармалем. Амин, для которого это не осталось тайной, подстроил убийство Тараки и продолжал свою политику"408.
Вопрос о том, "подстроил" ли убийство Тараки Амин, или же сторонники Тараки первыми и не единожды собирались "подстроить" убийство Амина, но, по стечению обстоятельств, в этом не преуспели, хотя, по всей видимости, они могли, ко всему прочему, рассчитывать и на соответствующие услуги советских спецслужб, - остается за пределами настоящего исследования. К тому же этот вопрос на сегодня оброс такими запутанными деталями, такими намеками и полунамеками, что в отсутствии необходимых документов, если таковые вообще имеются и могут быть найдены, едва ли приходится рассчитывать на его скорое и объективное разрешение.
Как бы то ни было с устранением в ночь с 14 на 15 сентября 1979 г. Н.М. Тараки от власти и его физическим уничтожением (8 октября 1979 г.), что, возможно, последовало за неудавшейся попыткой Тараки осуществить "террористический заговор против Х. Амина", вся полнота власти в Кабуле перешла к Х. Амину. Переворот был оформлен решениями Политбюро и Пленума ЦК НДПА от 15 сентября 1979 г., на которых Тараки и четверо упоминавшихся выше его соратников были единогласно исключены из партии по обвинению в организации такого заговора. Генеральным секретарем ЦК НДПА был избран Х. Амин. Вслед за этим, решением Революционного совета Тараки был снят с поста его председателя и вместо него на этот пост был назначен Х. Амин. Уже 17 сентября Брежнев и Косыгин телеграммой поздравили Х. Амина, как нового Генерального секретаря ЦК НДПА и Председателя Революционного совета ДРА и выразили готовность от имени СССР развивать с ДРА отношения на основе Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 5 декабря 1978 г.
В связи с продолжавшимися актами внешней агрессии и засылкой в Афганистан все новых бандформирований с территории Пакистана и Ирана и обострившейся внутриполитической ситуацией новое руководство Афганистана по крайней мере 7 раз обращалось к советскому руководству с просьбами о направлении в страну разного рода подразделений советских войск и, в частности, батальона для личной охраны Амина. Однако, как показывают факты, к этим просьбам в Москве относились теперь, в основном, контексте задачи устранения Амина от власти и водворения на его место группировки парчамистов во главе с Б. Кармалем. Другими словами, речь шла об организации государственного переворота в дружественной стране с использованием войск вторжения, что находилось в вопиющем противоречии и с Договором от 5 декабря 1978 г. и с элементарными нормами международного права. Особенно неприглядно выглядело то, что советские войска, направленные в Афганистан 27 декабря 1979 г., должны были, по сути, стать прикрытием для свержения правительства, которое и пригласило их в свою страну.
"Как ни рассуждай,- пишет в своих воспоминаниях К.Н.Брутенц, - 14 сентября 1979 г. во главе Афганистана встал человек, которому советское руководство не доверяло", и характерно, что уже 16 сентября в информации Хоннекеру о событиях, приведших к смещению Тараки, оно недвусмысленно дало понять лидеру ГДР о своем отрицательном отношении к Амину409. В этот период, по некоторым данным, Амин много раз просил о встрече с Брежневым, но результатом было ледяное молчание 410. По другим данным, Политбюро ЦК КПСС на своем заседании 26 ноября "сочло необходимым ликвидировать Амина", о чем и было принято соответствующее решение 411. Сообщалось также, что к этому времени, Б.Кармаль нелегально покинувший Чехословакию, находился в Москве и готовился к возвращению в Кабул.
Теперь хорошо известно, что решение о направлении в Афганистан ограниченного контингента советских войск было принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря. Решение было секретным и не фиксировалось в официальном протоколе. Последующие события показали, что оно принималось в тесной увязке с планом ликвидации Амина и замены его Б. Кармалем. О том, что с самого начала такая "увязка" существовала, письменных свидетельств до сих пор не найдено, и скорее всего все, что касалось этого, наиболее "деликатного вопроса" было в деталях лишь устно "оговорено" с принятием необходимых мер к тому, чтобы для истории не осталось никаких свидетельств.
В целом, однако, создается весьма убедительная картина того, что первоначально сам ввод советских войск в Афганистан задумывался не как самостоятельная операция, а как операция, направленная на гарантированное обеспечение государственного переворота в этой стране. Полагаться в этом отношении только на внутреннюю оппозицию или только на переброшенные 4 и 14 декабря 1979 г. в Афганистан спецподразделения якобы для "усиления охраны резиденции Амина" было рискованно. "Поэтому, - пишет в своей книге "Трагедия и доблесть Афгана" генерал А. Ляховский, руководство СССР пришло к выводу, что без советских войск создать условия для отстранения от власти Х. Амина будет очень сложно, а то и вообще невозможно. Не было также гарантий того, что афганская армия воспримет и поддержит Б. Кармаля и его новое правительство. А если ему даже и удастся захватить власть, сумеет ли он отразить нападки вооруженной оппозиции? Ведь сопротивление ее росло" 412. Ляховский же сообщает о том, что 8 декабря 1979 г. в кабинете Л.И. Брежнева состоялось заседание узкого круга Политбюро ЦК КПСС (Ю. Андропов, А. Громыко, М. Суслов и Д. Устинов), на котором его участники, взвесив все "за" и "против" ввода в Афганистан советских войск, "решили в предварительном плане проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Х. Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля; послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих же целей" 413.
Показательно, что никакого правительственного документа или, скажем, Указа Президиума Верховного Совета СССР по поводу ввода советских войск в Афганистан не принималось, хотя, учитывая тогдашние порядки, и при наличии соответствующего решения Политбюро ЦК КПСС, сделать это было нетрудно. "Это объяснялось, - пишет Ляховский, - интересами скрытости и введения в заблуждение Х. Амина… Объявили: "Интернациональная помощь - и все на этом закончилось" 414.
"Интернациональная помощь", как известно, обернулась штурмом резиденции Х. Амина в его дворце Тадж-Бек на окраине Кабула 27 декабря 1979 г. специально на то подготовленными и заранее засланными в Кабул подразделениями советского спецназа, предательским отравлением и убийством афганского лидера 415 , и приходом к власти в Афганистане на штыках советских солдат марионеточного режима Б.Кармаля. Последний был заранее привезен в Кабул вместе с тремя из четырех упоминавшихся министров, тайно переброшенных в Москву при Амине и теперь вошедших в новое руководство Афганистана. Все необходимые формальности по "избранию" Б. Кармаля Генеральным секретарем НДПА, назначением его премьер-министром и Председателем Революционного совета ДРА были, надо полагать, согласованы еще в Москве. Введенный же в Афганистане 27 декабря 1979 г. "ограниченный контингент" советских войск (первые части начали прибывать туда еще 25 декабря 1979 г.) надежно обеспечил успех операции.
С приходом, а точнее с приводом к власти в Афганистане Б. Кармаля в Кабуле, как и в Москве стали говорить о начале второго этапа национально-демократической революции в этой стране. Однако мало-помалу стало обнаруживаться, что новый режим не пользуется ни симпатиями, ни тем более поддержкой народных масс. И дело было не только в том, что изначально этот режим, в отличие от режима халькистов, воспринимался как нечто чужеродное и привнесенное извне, но и, главным образом, в том, что он выражал интересы эксплуататорских классов.
В книге генерала армии М.А. Гареева "Афганская страда" отмечается, например, что если при Тараки и Амине в государственном аппарате преобладали "халькисты", которые были близки к трудовым слоям населения и составляли большинство среди офицерского состава армии, особенно в среднем и низовом звене, то с приходом к власти Б. Кармаля господствующее положение там стали занимать "парчамисты", которые представляли зажиточные слои населения, в основном буржуазные круги интеллигенции, еще более далекие от народа, чем когда-то декабристы в России 416. Поэтому напрасными были усилия нового советского посла в Афганистане Ф.А. Табеева, как и представителей ЦК КПСС и МИД в этой стране, объяснить необходимость происшедшей трансформации власти в Кабуле тем, что "халькистское" крыло себя дискредитировало, а "парчамистское" буржуазно-демократическое крыло НДПА являлось якобы менее экстремистским, более умеренным и способным "быстрее войти в доверие к народу"417. Гареев заключает: "Приход к власти "парчамистов" еще более обострил противоречия в НДПА, в государственном аппарате и в армии, сделав еще более неустойчивой социально-политическую обстановку в Афганистане, породив новый разброд в обществе и воинских частях"418.
Положение усугублялось тем, что многочисленные партийные и военные советские специалисты, действуя по указаниям сверху, постоянно вмешивались в дела парторганизаций НДПА на местах и в армии, уламывали их секретарей агитировать и голосовать за "парчамистов", хотя "халькисты", составлявшие повсюду большинство, стремились, естественно, направлять на районные и провинциальные конференции своих представителей.
Новое руководство НДПА во главе с Б. Кармалем было сформировано уже в начале декабря 1979 г. "по указаниям Суслова",- пишут в своей книге "Афганский капкан" П.Аллан и Д. Клей. Планировалось, что Кармаль должен был взять власть еще 13 декабря 1979 г., когда его втайне доставили самолетом в Афганистан, но это не удалось и пришлось ждать ввода советских войск 419. С самого начала, однако, обнаружилось, что Кармаль не обладал ни авторитетом, ни способностями к управлению государством. "Длительное время у штурвала страны стоял демагог и чудовищная бездарность"420, - такую нелестную характеристику дает ему в своих воспоминаниях генерал армии В.И. Варенников, в течение четырех с половиной лет находившейся в командировке в Афганистане в качестве начальника Оперативной группы Минобороны СССР в Кабуле.
Б. Кармаль занимал пост Генерального секретаря ЦК НДПА до мая 1986 г. и посты председателя Революционного совета и премьер-министра ДРА,- уже формально,- до ноября 1986 г. За период его пребывания на этих постах практически ничего не было сделано для продвижения вперед дела афганской революции : аграрная (земельно-водная) реформа, на которую беднейшее крестьянство возлагало большие надежды, была почти сразу же отменена, жизненный уровень трудящихся не улучшился, а положение крестьян в правительственной зоне в некоторых отношениях стало хуже, чем в районах, в которых действовала контрреволюция. В партии и армии, вследствие продолжавшихся гонений на халькистов, обстановка была неспокойной, то и дело грозившей выйти из-под контроля.
Качество политических кадров ухудшилось."Многие члены руководства НДПА,- говорил на совещании в Москве советский посол в ДРА Ю. Воронцов, -безынициативны, привыкли ждать рекомендаций от наших советников и стали какими-то безрукими"421. Об этом же пишет в своих мемуарах Варенников : "Видя, что советские товарищи … организуют все сами, он (Кармаль. - Авт.)… занял иждивенческую позицию. Мол, пусть они делают, а мы посмотрим. Никакой инициативы. Поэтому у руководства Афганистана на этом этапе деятельность не бурлила, а тлела"422.
В стремлении подыграть мусульманским силам, ненавидевшим Апрельскую революцию, правительство Кармаля возобновило преподавание религии в школах, разрешило трансляцию религиозных программ по телевидению и даже занялось строительством новых мечетей, чтобы привлечь на свою сторону молодых мулл. Оно пыталось также добиться благосклонности племенных вождей. Красный флаг Апрельской революции - флаг халькистов был заменен зелено-черно-красным. Однако все эти меры лишь отталкивали прогрессивные силы от нового режима Афганистана, размывали социальную базу афганской революции и, в конечном счете, играли на руку противникам режима, известным под общим названием "моджахедов". Эти последние контролировали тогда 2/3территории страны и именно в их стане концентрировалась мусульманская оппозиция.
Конечно, для такой мусульманской страны, как Афганистан, политика халькистов в отношении религии была настоящим вызовом. И все же твердая линия халькистов на отделение ислама от государства и от школы, линия на беспощадную борьбу, в которой, разумеется, имело место много перегибов, с союзом ислама и сил контрреволюции, никогда не ставила под вопрос необходимость уважения религиозных чувств верующих, в частности, мусульман. Такая политика вызывала в народных массах определенное понимание, тем более, что она исходила от режима, возникшего на национальной почве и тесно с ней связанного. Что же касается парчамистов и их заигрываний с религией, то это вызывало в массах довольно-таки смутные чувства, учитывая ярко выраженный марионеточный характер режима Кармаля и то, что его действия, в том числе в религиозной сфере, осуществлялись по явным указаниям из Москвы, где по широко распространенным представлениям, всякая религия притеснялась и преследовалась.
Сегодня известно, что именно Москва стояла также за многочисленными попытками, начиная с осени 1980 г., создания так называемого Национального фронта Афганистана, программа которого, публично провозглашенная Кармалем, состояла из пяти пунктов: освобождение политических заключенных, т.е., в основном, врагов Апрельской революции, оказавшихся в тюрьмах при Тараки и Амине, " прекращение произвола", с которым новый режим неизменно ассоциировал политику этих лидеров, уважение к исламу, под чем подразумевался курс на сотрудничество с реакционными исламскими группировками, и наконец, - "восстановление" безопасности личности и демократических свобод, в отсутствии которых опять-таки огульно обвинялись исключительно Тараки, Амин и их сторонники- халькисты.
Главная цель создания Национального фронта виделась его инициаторам в том, чтобы подвести под новый режим хоть какую-то массовую опору, имея в виду провести в перспективе "свободные выборы" и тем самым утвердить легитимность марионеточного режима. Однако дальше формального учреждения фронта и создания его "филиалов" в виде женской, молодежной и других организаций дело не пошло. В провинциях фронт потерпел полный крах. В результате было решено восстановить афганскую традицию Лоя джирги. Последняя на первых же своих заседаниях высказалась против вывода советских войск из Афганистана и выступила с разоблачениями очередных "заговоров" против Кармаля.
Между тем, пребывание советских войск на территории Афганистана непредвиденно затягивалось. В результате вторжения произошло укрепление оппозиции: она стала получать усиленную американскую помощь, объем которой со временем достиг 1 млрд. долларов в год, а также новейшие американские ракеты и другое оружие 423. Помощь моджахедам шла также из Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии и некоторых других государств. Против советских войск была объявлена "священная война"- джихад.
Оценивая складывавшееся положение, Варенников в своих воспоминаниях пишет: "Ввод и пребывание наших войск на территории Афганистана первоначально рассчитывались только на несколько месяцев. Но обстановка развивалась совершенно иначе, чем мы предполагали. С вводом наших войск провокации усиливались… Поэтому группировка наших войск с сорока-пятидесяти тысяч, которые были введены первоначально (в 1979-1980 гг.), уже к 1985 г. стала насчитывать более ста тысяч". И далее: "Сто тысяч - много это или мало? В то время с учетом социально-политической обстановки в самом Афганистане и вокруг него это было ровно столько, сколько требовалось, чтобы защитить не только важнейшие объекты страны, но и себя от нападения мятежных банд и частично проводить меры по прикрытию границы с Пакистаном и Ираном (перехват караванов, банд и т.д.). Иных целей не было и других задач не ставилось"424.
Иные "цели и задачи", как мы видели, конечно же, были, и главная состояла в том, чтобы поставить и удержать у власти в Кабуле марионеточный режим Кармаля. При этом речь шла именно о марионеточном режиме, политическая окраска которого для Москвы мало что значила. Во всяком случае, если бы тогдашнее советское руководство действительно всерьез воспринимало принцип интернационализма по отношению к наиболее революционным, прогрессивным силам Афганистана, то оно должно было направить в эту страну войска по просьбе правительства Тараки-Амина еще в марте-апреле 1979 г., тем более, что оно так или иначе сочло возможным сделать это в декабре 1979 г., пойдя на грубую политическую авантюру и преднамеренно поправ нормы международного права. Попытки же советского руководства подкрепить эту авантюру ссылками на ленинский принцип интернационализма во внешней политике с самого начала были лицемерными и недостойными Советского государства.
Все эти обстоятельства не могли не оказывать и действительно оказывали прямое деморализующее влияние на деятельность группировки советских войск в Афганистане. "Интересно отметить, - пишет в этой связи Гареев, - что у советского политического и военного руководства с самого начала и по существу до конца не было определенного политического, стратегического замысла и цельной концепции использования войск в Афганистане… Не были четко определены цели ввода войск в Афганистан и их задачи. На всем протяжении пребывания войск в Афганистане им не была поставлена задача по полному разгрому вооруженных формирований оппозиции, исходя из которой можно было бы планировать последовательные, проникнутые единым замыслом операции и боевые действия и соответственно решать, какие силы и средства для этого требуются" 425.
В результате, перед советскими войсками практически все время ставились частные, нередко импровизированные задачи по разгрому наиболее опасных группировок моджахедов, чаще всего по просьбам афганского руководства, которое при Кармале вообще стремилось решать военные задачи в основном силами советских войск, мало занимаясь повышением боеготовности своей армии 426. Ко всему этому из-за разногласий в советском политическом и военном руководстве войскам сплошь и рядом давались противоречивые указания. Наконец, приходилось считаться с тем, что , как пишет в своей книге об "ограниченном контингенте", Б.В. Громов, назначенный в январе 1980 г. начальником штаба 108-й дивизии, "почти все население Афганистана было настроено против не только режима Бабрака Кармаля, но и советских войск, оказавшихся в стране"427.
Вопрос о необходимости вывода войск из Афганистана обсуждался в советском руководстве уже в феврале 1980 г., т.е. не прошло и двух месяцев после их ввода в эту страну. Инициатором обсуждения был Брежнев, считавший, что со свержением Амина и приходом к власти Кармаля стабильность Афганистана обеспечена 428. Однако, против этого возражали члены Политбюро ЦК КПСС Д.Ф. Устинов, министр обороны, и Ю.В. Андропов, председатель КГБ, убежденные в том, что пойти на вывод войск из Афганистана означало бы отдать страну американцам и резко ослабить стратегические позиции СССР в регионе. Что касается Устинова, то он вообще был наиболее последовательным сторонником ввода советских войск в Афганистан и, судя по всему, готов был отстаивать в Политбюро необходимость проведения этой акции еще в марте-апреле 1979 г., но не сделал этого, видя, что большинство членов Политбюро не поддержит такое предложение 429. Позиция же Андропова отчасти определялась и пониманием того, что для укрепления режима Кармаля потребуется стабилизация общей обстановки в Афганистане, а следовательно, и оставление там советских войск еще на некоторое время.
Обстановка, однако, не стабилизировалась, ибо ни моджахеды, ни США не собирались мириться с каким бы то ни было афганским режимом, тесно связанным с Москвой, а, тем более, всецело от нее зависимым. Так или иначе, становилось очевидным, что авантюра советских руководителей, теперь уже независимо от их воли. неумолимо и все больше втягивала Советский Союз в гражданскую войну в Афганистане при том, что советским войскам, объединенным теперь в 40 армию, приходилось воевать не за интересы афганского народа, вдохновленного идеями Апрельской революции, а за интересы бездарной марионеточной группировки людей, незаконно поставленных у власти в Кабуле. В мясорубке гражданской войны гибли тысячи советских солдат, свято веривших в то, что они выполняют интернациональный долг. Честь им и слава! Но не смыть позора и не уйти от ответственности перед историей организаторам декабрьской (1979 г.) авантюры в Афганистане!
Разворот событий в Афганистане от декабря 1979 г. до вывода советских войск из Афганистана (февраль 1989 г.) проливает свет на многие недостойные деяния советских ревизионистов в ситуации в Афганистане и вокруг него и в этот период.
Осознавшие, в конце концов, что в лице Кармаля и его сторонников они имеют людей, совершенно непригодных для управления государством, к тому же морально разложившихся (Кармаль, например, на глазах становился алкоголиком), советское руководство, грубо сместило Кармаля с постов Генерального секретаря НДПА (май 1986 г.) и председателя Революционного совета (ноябрь 1986 г.), организовав назначение на эти посты руководителя секретной службы Афганистана, парчамиста Наджибуллы. При этом Наджибулле была навязана идея политики "национального примирения", которой он обязан был следовать, и реализация которой должна была заставить НДПА щедро поделиться властью с оппозиционными мусульманскими группировками. Показательно в этом отношении, что уже в мае 1986 г. Наджибулла объявил Афганистан "исламской страной", что совершенно не вязалось с целями и задачами Апрельской революции.
Особенно рьяно и настырно проталкивало политику "национального примирения" и создания на ее основе "коалиционного правительства" руководство МИД СССР и, в частности, Г.М. Корниенко. В качестве одного из главных вариантов предлагалось, например, учреждение в Афганистане поста президента, имея в виду оставить этот пост "свободным для какой-то фигуры (может быть, для прежнего короля Захир Шаха), которая оказалась бы приемлемой для всех сторон в процессе создания новых, коалиционных органов власти"430. Как следует из мемуаров Корниенко, он систематически лоббировал в руководстве страны идею необходимости отстранения НДПА от власти в Афганистане, считая, что только это могло создать условия, необходимые "для скорейшего вывода оттуда советских войск"431. Из тех же мемуаров следует, однако, и то, что вывод войск из Афганистана интересовал Корниенко, прежде всего, в контексте налаживания отношений Советского Союза с республиканской администрацией Р. Рейгана (1981-1988).
Состоявшееся в феврале 1980 г. в советском руководстве первое обсуждение вопроса о выводе войск из Афганистана не приняло каких-либо определенных решений на этот счет. Однако в 1981 году, еще при Брежневе, как свидетельствует в своей опубликованной в 2001 году монографии о Горбачеве его советник и пресс-секретарь А. Грачев, Политбюро ЦК КПСС, обсудив неутешительные результаты "интернациональной акции", приняло закрытое решение - "вести дело к уходу" 432. Став в ноябре 1982 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС, Ю.В. Андропов, согласно тому же источнику, " в узком кругу" несколько раз подтверждал это намерение и даже просил зам. министра иностранных дел А. Ковалева "вооружить его" информацией о негативном отношении к войне московской интеллигенции 433.
Для М.С. Горбачева, пришедшего к власти в Москве в марте 1985 г., вопроса о том, уходить или не уходить из Афганистана -"не существовало", пишет в упомянутой монографии А. Грачев: речь шла лишь о том, как, когда и на каких условиях. "Горбачеву хотелось уйти по-хорошему, - продолжает Грачев, - чтобы это не выглядело бегством, как у американцев (из Вьетнама. - Авт.), чтобы в Афганистане не началась резня и не надо было при этом отчитываться за безответственные решения прежних руководителей, отчего мог пострадать авторитет нынешних"434. Другими словами, судьба НДПА Горбачева абсолютно не волновала. Не беспокоило Горбачева, по большому счету, и нараставшее вмешательство США в дела Афганистана, что видно хотя бы по его отношению к переговорам об урегулировании положения вокруг Афганистана.
Начавшиеся еще в июне 1982 г. в Женеве под эгидой личного представителя Генерального секретаря ООН Д. Кордовеса, эти непрямые переговоры растянулись на годы в силу того, что их участники (Афганистан и Пакистан), консультировавшиеся соответственно у СССР и США, занимали жесткие и непреклонные позиции. Так, представители ДРА категорически отказывались вписывать в документы какие-либо формулировки, касавшиеся вывода войск, настаивая вначале на прекращении вооружения и финансирования формирований оппозиции и их засылки на территорию Афганистана из Пакистана и Ирана. Пакистан, в свою очередь, требовал безусловного вывода советских войск из Афганистана, делая при этом упор на установление точных сроков такого вывода.
Несмотря на то, что в Политбюро ЦК КПСС не было, как и прежде, единства по всем аспектам вопроса о выводе войск из Афганистана, Горбачев упорно готовил почву для пересмотра официальной линии Советского Союза, выражавшейся в поддержке изложенной выше позиции Афганистана на переговорах в Женеве. При этом было очевидно, что взятый им курс на уступки в этом вопросе вырабатывался под непосредственным давлением со стороны США. Такое давление оказывалось на Горбачева и лично Рейганом, в частности, в ходе их встреч в Женеве (ноябрь 1985 г.), Рейкьявике (октябрь 1986 г.), в Вашингтоне (декабрь 1987 г.) и в Москве (май 1988 г.), о чем можно судить даже по опубликованным мемуарам Рейгана435. Позже от имени Советского Союза были принесены "извинения за советское вторжение в Афганистан" 436.
В итоге, уже в конце 1986 г. в ходе визита в СССР Генерального секретаря ЦК НДПА Наджибуллы Горбачев впервые на переговорах с участием широкого круга лиц заявил ему, что советские войска должны быть в недалеком будущем выведены из Афганистана и что обеим сторонам нужно из этого исходить437. Встреча Наджибуллы с Горбачевым состоялась 12 декабря 1986 г., т.е. спустя полтора месяца после его переговоров с Рейганом в Рейкьявике, в ходе которых Рейган, с его слов, "поднял афганскую проблему и высказался по поводу продолжавшихся подрывных действий Советского Союза в странах "третьего мира" 438.
Как следует из упоминавшейся монографии Грачева, в декабре 1987 г., во время переговоров с Горбачевым в Вашингтоне, Рейган вновь вернулся к афганской проблеме, остро поставив на этот раз вопрос о дате "окончательного ухода Советского Союза из Афганистана" 439. И уже 8 февраля 1988 г. Горбачев, ссылаясь на решение Политбюро, объявляет дату начала вывода советских войск- 15 мая 1988 г. Можно, конечно, предположить, что эти два события между собой не связаны. Здесь, однако, нас выручает вездесущий Корниенко, старающийся приписать себе первенство перед министром Шеварднадзе в подготовке заявления Горбачева от 8 февраля 1988 г. и, ненароком, "закладывающий" Горбачева. Оказывается, сообщает Корниенко, что, побывав в январе 1988 г. в Вашингтоне, где он имел "доверительные беседы с государственным секретарем Дж. Шульцем и помощником президента по национальной безопасности К. Пауэллом, а также с другими осведомленными лицами", он, Корниенко, пришел к выводу, что импульсом к быстрейшему успешному завершению афгано-пакистанских переговоров "могло бы явиться четкое заявление советского руководства об установлении точной и по возможности близкой даты начала вывода войск из Афганистана" 440. Тут уж, как говорится, ничего не прибавить, не убавить: Вашингтон диктовал, а Москва принимала к исполнению.
К завершению женевских переговоров "прогресс" был достигнут и в инспирированной Москвой политике "национального примирения". Состояшаяся в ноябре-декабре 1987 г. Лойя джирга, утвердила новое название государства - Республика Афганистан (РА), упразднила Революционный совет и заменила его Национальным советом, а также избрала президента страны, которым стал Наджибулла, не допустивший, как видим, оставления этого поста "свободным" для какой-либо "другой фигуры". Все государственные органы, однако, переориентировались на "коллективное руководство", а согласно принятому тогда же закону о политических партиях НДПА утрачивала свои господствующие позиции в государстве. Впоследствии, в июне 1990 г., решением своего II Съезда НДПА вообще была переименована в Партию Отечества.
Подписанный 14 апреля 1988 г. во Дворце наций в Женеве пакет соглашений по Афганистану, включавший в себя Двустороннее соглашение между Республикой Афганистан и Пакистаном о принципах взаимоотношений и, в частности, о невмешательстве и об отказе от интервенции, Декларацию о международных гарантиях, в которой СССР и США обязались не вмешиваться во внутренние дела Афганистана и Пакистана и уважать упомянутое Двустороннее соглашение, Соглашение о взаимосвязи для урегулирования положения, относящегося к Афганистану и другие документы, вступал в силу 15 мая 1988 г. С этой же даты начинался вывод советских войск из Афганистана, который должен был завершиться в течение 9 месяцев.
Последующие события показали, что добившись вывода советских войск из Афганистана, завершенного, в точном соответствии с Женевскими соглашениями, к 15 февраля 1989 г., ни США, ни Пакистан не собирались выполнять обязательства, взятые ими на себя по этим соглашениям. Руководство же Советского Союза, в лице Горбачева и его команды ревизионистов, смотрело на это сквозь пальцы, не принимая каких-либо существенных мер к выполнению всего пакета Женевских соглашений и демонстрируя тем самым всему миру, что, кроме "спасения своего лица" у него не было каких-либо других интересов в разрешении афганского вопроса.
"Ни советский, ни российский МИД ничего не сделали … для того, чтобы добиться от США и Пакистана выполнения Женевских соглашений, - пишет Гареев, - Самое главное попустительство состояло в том, что советские войска ушли, советские базы на территории Афганистана были ликвидированы, а все военные базы и учебные центры моджахедов на территории Пакистана остались. Советская военная помощь Республике Афганистан была прекращена, а поставки оружия и боеприпасов моджахедам продолжались…"441. А вот оценка Варенникова: "Сколько бы я не поднимал перед руководством страны эту проблему (невыполнения США и Пакистаном Женевских соглашений. - Авт.) всегда она оставалась в подвешенном состоянии. Я ничего не мог понять… Но значительно позднее, опираясь на факты, а также на все, что последовало за этим, я пришел к безошибочному выводу, что, несомненно, здесь налицо заговор: с одной стороны Горбачева и Шеварднадзе, а с другой- Рейгана и Шульца. Мы были преданы нашими "вождями" в пользу американцев. Это мерзко. И хотя в ходе вывода наших войск от имени Советского Союза и высказывались протесты в отношении США и Пакистана, о том, что они нарушают подписанное Соглашение и т.п., но делалось это скорее для вида. Фактически это была ширма, которая прикрывала истинные цели сторон и обеспечивала их действия по известному только им плану" 442.
Предоставленный фактически самому себе, режим Наджибуллы сумел продержаться у власти еще некоторое время. Однако в условиях прекращения, по согласованию с США, военных поставок из Советского Союза, а потом и из России (начиная с 1 января 1992 г.) судьба его была предрешена.
Ослаблению позиций афганского руководства в стране и падению авторитета Наджибуллы способствовали и резко возросшие противоречия в высшем партийном и военном руководстве РА. В особенности борьба за власть обострилась после возвращения в Кабул 20 июня 1991 г. Б. Кармаля и его сторонников. Допустив их приезд в Афганистан, Наджибулла совершил большую ошибку, воспользовавшись которой группировка Кармаля стала готовить выступление за отстранение Наджибуллы от власти под видом борьбы за более представительный характер коалиционного переходного правительства. Предпринятые Наджибуллой экстренные меры против усиления кармалистов во власти еще более усугубили ситуацию.
Вскоре после августовских событий 1991 г. министр иностранных дел России А. Козырев заявил: "В Афганистане все готово к урегулированию - мешает этому только советская поддержка "экстремистов" во главе с Наджибуллой" 443. 15 ноября 1991 г. министр иностранных дел СССР Б. Панкин дал официальное согласие на прекращение военных поставок кабульскому режиму444. Весной 1992 г. вице-президент России А. Руцкой, принимая в Москве (формально в рамках консультаций о создании коалиционного правительства) делегацию моджахедов во главе с Б.Раббани объявил о прекращении поставок афганскому правительству не только оружия, но и всех видов топлива для военной техники. Это означало, что вся авиация, бронетанковая и артиллерийская техника - главная сила правительственной армии- становилась недееспособной. Руцкой также дал согласие на создание в Афганистане исламского переходного правительства, после чего лидеры афганской оппозиции отбросили всякие мысли о примирении сторон и о создании коалиционного правительства445.
В результате всех этих обстоятельств в апреле 1992 г. Наджибулла был отстранен от власти захватившими Кабул моджахедами. Афганский лидер, как известно, долгое время укрывался в миссии ООН в Кабуле, но был впоследствии выдан пришедшим к власти в Афганистане талибам и публично повешен ими 26 сентября 1996 г. на одной из площадей афганской столицы.
В 1995 г. в США вышла книга Петера Швейцера "Победа", в которой на основе своих бесед с многочисленными представителями американского истеблишмента, в том числе из высших военных кругов и разведки, этот американский автор признает существование у администрации США тайной стратегии, приведшей к распаду СССР. Большое место уделено в книге и тайной войне США против СССР в Афганистане. В этой связи Швейцер не только приводит большое количество фактов о всесторонней поддержке моджахедов Вашингтоном, но и делает вывод о том, что целью США было добиться полной капитуляции Москвы в Афганистане, не останавлмваясь даже перед угрозой организации вооруженных вторжений моджахедов на территорию советских республик Средней Азии446.
Эти сведения подтверждаются и в мемуарах Гареева, Варенникова и некоторых других авторов. Варенников приводит, на наш взгляд, наиболее концентрированные сведения о реальной помощи, оказанной США и другими странами моджахедам для борьбы против Апрельской революции. "В западной прессе, например, - пишет Варенников, - сообщалось, что только в 1987 году конгресс США выделил 660 миллионов долларов для моджахедов, а в 1988-м они получали буквально каждый месяц оружия на сумму 100 миллионов долларов. Это, так сказать, с учетом того, что мы в первой половине этого года выводили 50 процентов своего контингента. В 1984 году наступил поворотный момент- конгресс одобрил поставки уже ультра современной техники. В январе 1985 года моджахеды получили эффективное средство борьбы с воздушными целями "Эрликон" швейцарского производства и зенитную батарею "Блоупайп" производства Великобритании. А в марте 1985-го было решено поставлять высшего класса переносной комплекс ПВО "Стингер" американского производства. Всего же за период с 1980 по 1988 год общая помощь афганским моджахедам составила около 8,5 миллиардов долларов (основные доноры США и Саудовская Аравия, частично Пакистан)" 447.
В заключение отметим, что жесткая линия Соединенных Штатов в афганском вопросе, как и в ряде других кризисных ситуаций в Азии, Африке и Латинской Америке в 80-х годах, вполне адекватно отражала стратегическую установку администрации Рейгана, согласно которой США должны были оказывать своим партнерам и союзникам в третьем мире "любую поддержку, в которой они нуждаются" 448. В том же, что касается линии советского ревизионизма в такого рода кризисных ситуациях, то она нередко заканчивалась провалами именно потому, что заведомо игнорировался ленинский принцип солидарности с революционными национально-освободительными движениями, а многие, подчас самые лучшие друзья СССР в третьем мире были преданы и отданы на растерзание империализму.

Система комментирования SigComments

Еще:
Окружающий мир -1 ::

Орнитологический Парк Земля Птиц

Орнитологический Парк Земля Птиц - справочная информация о зоопарке в г. Ле-Бюг (Франция): адрес, телефоны, график работы, официальный сайт в 2023 году